«По мне так очень неприлично», — подумала я.

— Это был юмор, — объяснил Грин. — Я сделал важное общественное заявление. Наша культура пошлая и материалистическая. Кто-то должен был вынести что-то вроде протеста. Я испробовал своё право слова максимально ответственным способом. Я им не злоупотреблял. Я не кричал «свингеры» в переполненном театре.

Я заметила, что на лице Грина отразилось возмущение.

— А как же дети, которые смотрят на эти ваши сценки? — спросил Брайн. — Вы не думаете, что могли им навредить, когда работали?

— Да нет, не думал, это моё хобби — самоуверенно сказал Грин. – Дети сейчас каждый день по телевизору видят и что похуже. Детской невинности больше нет. Именно это я и пытался донести миру. Это разбивает мне сердце.

«Звучит так, как будто он правда так думает», — подумала я.

Однако мне было очевидно, что это вовсе не так. Ни одна клеточка Рорри Грина не отличалась моралью или сочувствием. Я всё больше подозревала его с каждой секундой.

Я пыталась понять что-нибудь по его лицу, однако это было не так-то просто. Как самый настоящий социопат, он прекрасно прятал свои истинные чувства.

— Скажите мне, Рорри, — спросила я. — Вам нравится проводить время на улице? Я имею в виду жить в палатках, рыбачить.

Лицо Грина озарила широкая улыбка.

— О, да! С самого детства. Иногда я уходил на природу в одиночку и пропадал там неделями. Я иногда думаю, что был Индианой Джонсом в прошлой жизни.