Я тебя отвоюю у всех земель, у всех небес,
Оттого что лес — моя колыбель, и могила — лес,
Оттого что я на земле стою — лишь одной ногой,
Оттого что я тебе спою — как никто другой.
Я тебя отвоюю у всех других — у той, одной,
Ты не будешь ничей жених, я — ничьей женой,
И в последнем споре возьму тебя — замолчи! —
У того, с которым Иаков стоял в ночи.
Джонсон и Макларен столпились вокруг меня и внимательно читали, было слышно только их тяжелое дыхание.
— Детектив, Берч, вы понимаете, что это значит? — спросил вспотевший шериф Джонсон.
— Такое мы находили и в прошлый раз. Это послания. Но пока мы не знаем, что они означают и как связаны с убийствами. Возможно, преступник так с нами общается. Шериф Джонсон, проследите, чтобы это дальше того круга в котором мы сейчас стоим не просочилось в массы. Пресса ни в коем случае не должна об этом знать.
— Я всё сделаю, не волнуйтесь детектив Берч, — заверил меня Джонсон, утирая пот со лба рукавом своей формы.
— Доктор Кросс, давайте продолжим.
— Как скажите. – Он перешел к трупу мужчины, осмотрел оба зажатых кулака, в одном их них была очередная записка, она гласила следующее:
Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.
Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?