— Я  знаю — ответила  Джейн  довольная  моими  словами — Ты  и  так  от  меня глаз  не  можешь  отвести. Только  и  пялишься  на  меня. И  не  особо, тогда слушаешь  Дэниела.

— Любимая, ты  моя! — произнес  я, и  выскочив  из душа, снова  побритый. И как дикарь, в  чем  мать  родила. Мокрый, повернув  ее  лицом  к  себе. Схватив  ее за  гибкую, тонкую  девичью  талию. Обняв  за  пояс  того  шелкового  халатика — Прости  же  ты  меня  дурака! — виновато  произнес  я. Смотря  синими  своими с  зеленью  влюбленными  на  нее  глазами. Подымая  Джейн  на  руках  перед собой, отрывая  от  пола.

 — Вырвалось  у  меня  в  гневе! Прости! Прости  за  Дэни! — я  ей, тогда  говорил.

  Я  придавил  ее  с  силой  к  себе.  А  она, было, попыталась  вырваться  из моих  мокрых  скользких  мужских  рук, только  и  произнесла — Намочил  меня, всю! Безумец  влюбленный!

  И  прижалась  ко  мне  пышной, своею  трепыхающейся, вновь  возбужденной для  очередных  ласк  девичьей  грудью.

 — Люблю  я  тебя — тихо  прошептала  она  мне  на  ухо. Жарко  дыша  носом  в мою  щеку. Опустив  миленькую  свою  черноволосую  головку  на  мое мужское  плечо.

 — Люблю  и  ничего  не  могу  с  собой  поделать.

  И  обняла  меня  за  шею, повиснув  на  девичьих  черненьких  от  загара ручках.

  Я  прижимал  ее  к  себе. К  своему  мокрому, почти  черному  от  загара русского  моряка  телу.

  Она  продолжила — Я  не  виню  тебя  ни  в  чем, милый  мой  Володя — произнесла  тихо  и  страстно, глядя  на  меня  Джейн — Я  все  обдумала  с  того вечера  и  поняла, что  все  было  правильно. Дэни, тоже  признался  мне, что больше  виноват  перед  тобой, чем  ты  перед  ним. Ты  правильно  сделал, что удерживал  его. Он  бы  точно, тогда  утонул.