— Я  тебя  тоже, Джейн, сестренка — произнес  Дэниел.

  После  чего, Дэниел  пошел  продолжать, быстро  собирать  лодку. Он  исчез  в носовом  отсеке  яхты, где  лежали  свежее  заряженные  акваланга  баллоны  и гидрокостюмы. Он  загремел  там  оборудованием, а  моя  Джейн  подошла  ко мне. И, прижавшись  и  обняв  крепко  любовно  цепкими  девичьими пальчиками  и  руками  за  шею. Поцеловала  в  губы, глядя  в  мои  глаза, пристально  с  безумной  новой  любовью, сказала  мне — Береги  его, Володя. Береги  Дэни. Прошу  тебя. Береги  ради  меня.

  Я  впился  своими  губами  в  ее  губы. И  прижал  крепко  к  себе.

— Любимая — произнес  я  ей — Все  будет  отлично. Я  присмотрю  за  Дэни. Не бойся  за  нас, любовь  моя — произнес  я  любимой  моей  Джейн, не  ведая, что скоро  Дэни  не  станет. И  весь  свет  перевернется  для  нас  с Джейн  вверх тормашками.

  Я, в  своих, теперь  палубных  пляжных  сланцах, бросился, почти  бегом помогать  Дэниелу  дособирать  водолазным  оборудованием  наш  моторный резиновый  скутер. Джейн  только  стояла  и  смотрела  в  сторону  океана. Она, надев  на  свои  черные, как  у  цыганки  глаза, убийственной  красоты солнечные  очки. Стояла, прижавшись  к  оградительным  леерным  перилам левого  борта. Она  стояла  в  своем  том, как  и  раньше  шелковом короткоподолом  халатике. Выгнувшись  в  спине  над  ними. Выставив  вперед свой  девичий  под  халатиком  черный  от  загара  в  нашу  сторону  пупком животик. Она, разбросав  в  стороны  обе  в  длинных  халатика  рукавах девичьи, такие  же, почти  черные  от  загара  руки. Ухватившись  ими  за перила, как  и  тогда  в  океане, когда  я  первый  раз  смотрел  на  нее  там, стояла, сверкая  крутыми, голыми, почти  целиком  загоревшими  как  уголь красивыми  бедрами  ног. Полными  икрами  до  самых  маленьких  девичьих ступней  с  маленькими  пальчиками  в  домашних  мягких  тапочках.