Не успел?

«Если вы просто станете любовью вместо того, чтобы любить кого-то, тогда вы познаете ее природу»

(с) Садхгуру (эпиграф)

Что такое «Я тебя люблю»? Одно «люблю» может означать бесконечно много. Оно может простираться от простого дружеского ощущения благодарности до чувств размером в целую вселенную — такое принято называть родственными душами. Как одним «люблю» можно передать всю красоту абстракции неизбежного? 

На эти мысли меня натолкнуло письмо моего давнего покойного друга, некогда путешествующего за границей. Думаю, вы простите мне, если я объясню, почему я вдруг принялся перечитывать этот давно уже пожелтевший помявшийся клочок обожженной бумаги. Это письмо я получил, будучи совсем юнцом, как и мой товарищ. Тогда он был до самой глубины души влюблен в одну таинственную очаровательную леди. Почему-то мой друг уверял самого себя в том, что эти чувства никак не могут быть взаимными. Однозначно любовь ослепила его, раз тот не замечал степень близости их отношений. Позже я убедил его признаться своей возлюбленной во всем том, о чем он повествовал мне накануне в том самом письме. Но его настигла ужасная трагедия: вдохновленный моими наставлениями, он впопыхах и с твердой уверенностью рвался домой и на обратном пути погиб под обломками корабля, так и не узнав, что эта девушка на самом деле любила его в той же мере, что и он сам. Со всей той же нежностью и страстью, что и он сам. Это все я узнал от нее лично: мы встретились на поминках. Мой дорогой друг просто не успел.

Наверняка вам, мой читатель, уже наскучили мои старческие речи, поэтому наконец позволю вам взглянуть на отрывок этого письма. Он о тех чувствах, которые не были высказаны вовремя:

«***, что мне делать, если я хочу сознаться в своем неудержимом желании постоянно тонуть в ее глазах? Таких глубоких, душевных, ярких… В глазах, которые таят в себе все людские секреты, которые подчиняют себе, которые сродни негласному закону. Что если у меня есть необходимость постоянно быть причиной ее улыбки? У меня замирает сердце каждый раз, когда я слышу ее смех. Я желаю навсегда быть укутанным ее теплыми объятиями. Каждый раз чувствовать, как она сжимает мои плечи все крепче и крепче, каждый раз слышать, как стучит ее сердце. В ее объятиях я самый уязвленный. Она имеет власть надо мной, которую бы я не позволил никому другому. Да, я разрешаю ей делать со мной все, что ей только вздумается, я ей доверяю. Я выполню любой ее каприз, я достану любое небесное тело, отдающее блеск в ночи, я последую за ней на другой конец света, я решу все ее проблемы. Я хочу целовать ее руки, плечи, губы. Такие близкие, но все недоступные. Я бы с огромным удовольствием забрал ее первый поцелуй. Разве я не эгоист? Я хочу всегда держать ее за руку и никогда не отпускать. Будто если я ее отпущу, то образ моих мечтаний, моего приюта и моих жизненных сил навсегда пропадет и никогда больше не сможет радовать меня своей красотой. Она настолько нереальна в моих глазах, что единственное приходящее на ум сравнение имеет место лишь среди звезд. 

Райян Томсон».

И как подобные человеческие эмоции можно выразить через одно единственное «люблю»?

Коли любви придает силу непосредственно ее бессмертность, то действительно ли он не успел? Оставив себя, свое сердце и душу печатью на канцелярской бумаге, не успев озвучить, унеся с собой в океан, подарив нескончаемость?