Я  рассказал  Джейн  все. Все  как  было. Весь  тот  ужас, что  я  пережил там, под  водой. И  про  гибель  Дэниела.

  Я  не  хотел  всего  рассказывать, но  Джейн  настояла, не  смотря  на  весь  тот ужас, который  ей  пришлось  услышать. Она  сказала, что  простит  меня, только  тогда, когда  узнает  всю  из  моих  уст  правду  о  Дэни. Какой  бы  она не  оказалась  ужасной.

  Джейн  слушала, молча  в  главной  каюте  яхты. Она  уже  не плакала и не  рыдала. Совершенно, хладнокровно  и без  эмоций. Она  напилась  крепкого дорогого  своего  французского  вина. И  пребывала  в  прострации  и  шоке, думая, что  так  ей  будет  легче. Смотря  на  меня, рассказывающего  ей  о  том, кошмаре  какой  мне  пришлось  пережить  до  наступления  ночи. Там  на  дне того  морского  островного  плато.

  Широко  открыв  не  моргающие, черные  свои  она  цыганские, как  сама  ночь  девичьи  в  слезах  глаза, осуждающе  смотрела, не  отрываясь  на  меня. Моя  красавица  Джейн. Ловя  каждое  мое  слово. Стараясь  все  уловить  в  том моем  рассказе. Где, правда, а  где  ложь. Она  не  доверяла, снова  мне. То  наше  начало  построенное  на  недоверии, вылилось  вот  сейчас  при  гибели  Дэниела. Ее  безумная  ко  мне  любовь  нарушила  это  недоверие. И  вот, я получил  то, что  было  тогда, только  еще  страшнее. Это, снова  вспыхнувшее недоверие  вернулось  назад, разрушая  окончательно, нашу  безумную  двух влюбленных  друг  в  друга  любовь. Тот  ее  страх  еще  вначале  нашего знакомства  ко  мне, когда  я  появился  на  яхте  передо  мной, вылился  в новом  виде. В  виде  презрения  в  Джейн  красивых  цыганских  черных  глазах, моей  ненаглядной  любовницы.