И  вот, теперь  надо  было  доставить  туда  еще  и  эти  вот  самописцы шарики  красного  цвета. Причем  в  одиночку.

  Я  плыл, буквально, надсадив  уже  живот, гребя  своими  ластами  в темнеющей  от  наступающего  наверху  вечера  воде. На  стометровой  с лишним  глубине. Под  давлением  с  трудом  дыша, и  излишне  расходуя  свою смесь. Я  тащил  первый  это  шар, буквально  по  самому  дну, время  от времени  отдыхая.

  Было  уже  плохо  видно. На  такой  глубине, да  еще  в  наступающей вечерней  темноте. Было  уже  на  часах  семь. Оставалось  времени  минут  на  тридцать, включая  возвращение  и  сам  подъем. Оставалось  еще  уповать  на  запасные, спущенные  под  днищем  яхты  на  дне  восемнадцатилитровые  баллоны.

  Я  еле-еле, нашел  хвост  самолета. И  положил  этот  самописец  под нависающее  хвостовое  крыло. Стабилизатор  горизонтального  управления.

  Уже  изрядно, покрытый  водорослями  и  кораллами. Я, буквально, затолкал самописец  под  него  в  углубление  между  камнями  и  кораллами.

  Убедившись, что  все  нормально, я  поспешил  обратно. Время  поджимало, и надо  было  уже  спешить  нам  обоим. Я, снова, вернулся  к  рубке  самолета.

  Меня  сильно  уставшего, упорно  сносило  течением, но  я  смог, снова, проникнуть  в  верхний  отсек  стюардом  и  подплыл  к  двери  пилотной кабины  Боинга. Дэниел  вручил  мне  второй  самописец  через  полуоткрытую бронированную  ржавую  ту  дверь  пилотной  кабины. И  я, отдышавшись, потащил  и  второй, туда  же  самописец  самолета.