— «Прелестница  ты  моя  крутозадая!» — нахваливал  про  себя  я  ее, рассматривая  любвеобильными  глазами  из-под  опущенных  солнечных темных  очков  в  единогласном  согласии  с  шевелящимся  в  животным детородным  возбуждении  своим  детородным членом. В  своих тридцатилетнего  русского  моряка  закатанных  до  колен  штанах.

— «Моя  Джейн! Только моя Джейн!» — думал  снова  я.

  Я  тогда  же  вспомнил, как  все  у  нас  было  в  первый  раз. Первую  нашу любовь. Тот  ее  первый  одурманенный  любовью  по  отношению  ко  мне взгляд  безумных  глаз. Ее  девичий  безумно  влюбленный глаз  черных  как  бездна  океана  глаз. Ее  неуверенное  поведение  в  мою  сторону. И  эти  такие же  робкие  слова — Спасибо — и — Не более. Ее  в  отличие  от  Дэниела, недоверие  к  русскому  потерпевшему  крушение  моряку.

  Когда  я  подхватил  ее  во  время  качки  на  волнах  Арабеллы. Я, тогда  еще не  знал  моей  Джейн, такой, какая  она  была  сейчас. Тогда, она  смотрела  на  меня. Из-под  черных  солнечных  очков, не  отрываясь. Рассматривая  меня  с ног  до  головы. Как  она  рассматривала  мои  синие  с  зеленью  оттенка  глаза.

  Ее  жадный  взгляд  черных  как  у  цыганки  глаз, на  девичьем  черненьком  от  загара  миленьком  латиноамериканском  личике, пожирающих  жадно  и сексуально  мое мужское  русского  моряка  тело.

    Я, как  сейчас, помню  ее  тот  безумно  влюбленный  моей  будущей любовницы  на  меня  взгляд. Этот  жаждущий  любви  двадцатидевятилетней необузданной  в  диких  сексуальных  желания  латиноамериканской  сучки. Я, тогда, так  и  думал, очарованный  ею, в  том  черном  вечернем  платье  в полумраке  главной  каюты  Арабеллы.