— Что ты задумал? — он чувствует её волнение, из-за него дрожит женский голос; ей всё ещё сложно доверять кому-то, и Шура прекрасно это видит.

— Всё хорошо. Я не сделаю ничего плохого. Пойдём со мной. — Ещё много времени пройдёт, прежде чем она научится доверять людям, но он ни в коем случае не будет её торопить: у них для этого есть бесконечно много времени.

Кай не видит ничего, что происходит вокруг, и смотрит на него как будто в прострации, двигаясь за ним как будто по наитию и чувствуя засохшие стебли оставшейся пшеницы, которые касаются её щиколоток. Солнце медленно приближается к горизонту, и Шура начинает идти быстрее, буквально таща за собой Кай через поле, он очень боится не успеть. Для него это такое же откровение, как признаться в любви, но воспринимается совершенно по-другому. Ему очень хочется подарить ей эту частичку себя, он уверен, что это на сто процентов её восхитит.

Они смотрят на закат, на вечернее небо, окрашенное во все оттенки рыжего и нежного розового, а Кай всё ещё чувствует предательский жар на своих щеках от его ладоней, которыми он закрывал ей глаза. Несмотря на чувство смущения, в её душе бушует дикий восторг, сердце бьётся и скачет, как обезумевшее. Не спрашивая его разрешения, Кай ложится головой на его коленки, разбросав по влажной траве пепельные длинные волосы; она чувствует запах ещё тёплой земли, сжатой пшеницы и пыльцы от последних цветов. Травы вокруг них шумят и покачиваются, иногда хлёстко ударяя её по лицу.