Он был одинок. Куда бы он ни ездил, где бы ни оказался, везде Шура был один, и это даже не навевало на него чувства грусти или де тоски. Привык. Просто приспособился, что не нужно отвечать более ни за кого, кроме как за себя самого. Возможно, когда-то у него была парочка друзей, но где они сейчас? Каждый раз, когда он раздумывает о новом путешествии, Шура перебирает в голове варианты, почему он должен остаться и ради кого? И даже не удивлялся, когда не мог придумать себе оправдания. Просто потому что он одиночка, это уже стало как жизненное кредо, на которое он обречён до конца жизни. Своей однообразной, наполненной воспоминаниями о пейзажах и прошлых ощущениях жизни. Просто статус, который на вряд-ли что когда-нибудь изменится.

Грех жаловаться. Сейчас, сидя перед запотевшим окном и чувствуя аромат остывающего чая, он чувствовал себя счастливым. Пусть это было продиктованное, навязанное чувство, которое он в себе столько лет воспитывал.

Шура выпал из прострации и вернулся в реальность, когда колеса поезда резко затормозили, а затем вся машина с жутким скрипом остановилась. От кружки с чаем шло аккуратное облачко белого горячего пара, однако от неожиданной остановки содержимое дёрнулось и частично пролилось.

Всего лишь десятиминутная остановка, первая за эту поездку. Шура и сам не знал, куда направится в этот раз: он отправлялся куда-то ради азарта и привкуса неизвестности, которое пытался понять и распробовать на вкус последние три года. За его дверью началась жуткая беготня, и ему вдруг захотелось запустить кружкой прямо в дверь, хоть и прекрасно знал, что это никак не поможет. Ничто так не помогает успокоиться, как полная тишина, достичь которой было, увы, невозможно.