Она смотрит на его расслабленную фигуру, раскинувшуюся на спинке стула напротив неё, и убеждается в том, что бы ни произошло — всё в любом случае будет так, как он сказал. Ей бы хоть микроскопическую частицу его уверенности…
Когда она отставила тарелку в сторону и принялась за чай, Шура резко поднимается, шипит что-то вроде «Пойдём, скорее, допьешь по дороге» и почти тянет её за руку. «Какой нетерпеливый!» — сердито думает Кай, когда практически бежит за ним и старается не отставать, едва удерживая в руке горячий стакан. Сейчас она на него очень сильно злится — неужели нельзя было подождать лишних десять минут? Они выходят на дорогу, покрытую гравием, с обеих сторон которой находится бескрайнее пшеничное поле, среди колосьев иногда проглядывают голубые шляпки летних цветов и белые лепестки ромашки. Тут он уже позволяет себе выпустить её руку: Шура чувствует, как в сердце постепенно просыпается что-то родное, что-то знакомое ему с самого начала, — три года усердно учился, работал и ждал того дня, когда сможет вернуться сюда.
За эти три года почти ничего не изменилось: в нём пробудились воспоминания из его детства, запахи сырой травы и сжатого хлеба, тёплой влажной земли и аромата корицы, пропитавшего весь его дом, который он никогда не покидал так надолго. Первые несколько минут Шура даже не обращает внимания на Кай, которая тихонько идёт следом за ним и озирается по сторонам; она видит маленькие стайки крошечных птиц в пшенице, видит, как вдалеке покачиваются верхушки деревьев, и понимает, что поездку в купе поезда ни в коем случае нельзя ставить на одну чашу весов с тем, что она сейчас ощущает здесь. Под их ногами размеренно хрустит гравий, серые тучи медленно сползают с горизонта и открывают чистое, голубое небо; из-за появившегося солнца ей становится почти что душно.
