— Я не могу представить, что может быть иначе.

— Всё моё детство меня учили одеваться прилично и натянуто улыбаться в присутствии матери, даже если она видит меня краем глаза и не реагирует на «с добрым утром». Все детство меня учили притворяться, чтобы я свято верила, что в нашей семье всё хорошо. Именно поэтому я и убежала.

— Точно уверена, что хочешь себе такого же будущего?

— А как же иначе? — Кай садится прямо и прижимается спиной к стенке, Щура внезапно тоже увлекается разговором и подтягивает свое тело вверх по сиденью, — сейчас женщина не может позволить себе самодостаточности. Чтобы заниматься серьёзным делом и заполучать уважение, нужно родиться мужчиной, а я, как знаешь, не выбирала. У меня были бы открыты пути в сотни профессий — писатель, архитектор, художник, политический деятель или юрист, — видно, не судьба.

— Все-таки я не соглашусь с тобой, — Шура переворачивается на бок, чтобы полностью видеть её вновь бледное лицо, обрамленное пепельными прядями волос. Её ладони лежат на одном из согнутых коленей и сжимают его пальцами почти до судороги, она трясётся и нервничает. — Ты мастер дискутировать о том, как женщинам сейчас плохо живётся — я не говорю о том, что всё радужно и прекрасно, — но если продолжать так говорить дальше, ты проживёшь так всю жизнь, оставшись на этом уровне и ничего не изменив, наивно надеясь, что брак с богатым старым извращенцем спасёт твоё положение. Пока ты сидишь и жалуешься, сотни тысяч таких, как ты, учатся, чтобы получить элементарные права, кроме возможности к голосованию и использованию брюк в гардеробе.