Почему-то она не может воспринимать имя «Майя» иначе, кроме как мастерское издевательство матери.

Интересно, что ощущала её мать, когда стояла над покачивающейся кроваткой, в которой спала новорождённая девочка, и понимала, что вообще ничего к ней не чувствует? Единственное, почему она её оставила, — это редко проявляющаяся любовь к малышке со стороны отца. Именно поэтому, когда они развелись, Кай просила оставить её с отцом, которому даже не было на неё так безразлично: он регулярно проводил с ней время, давал деньги на карманные расходы — иногда даже больше, чем она была способна потратить, — сейчас эти деньги лежат в жестяной коробке вместе с упаковками жвачки в её комнате. Кай не хочет выпускать Шуру, она гладит его ладонью по волосам — ей ужасно нравятся его рыжие кудри, разбросанные по всему лицу веснушки и тёплые, глубокие глаза.

За обедом Кай сидит рядом с Шурой и молчит, больше обращая внимание на свою тарелку, чем на происходящее вокруг, — впервые за четыре дня с момента её побега из дома она вспомнила, что такое вкус нормальной еды на самом деле. Бэтт смотрит на неё и сына с лёгкой хитринкой, сама едва касаясь своего блюда кончиком вилки.

— Завтра утром нужно будет её подготовить, — говорит он матери, поставив грязную посуду в мойку. — Нужно купить ей книги и приличную одежду: в том, что на ней сейчас, в школу, где нам с тобой ещё один год работать, не пустят, в этом можно даже не сомневаться.