— Ты же знаешь, что еда в поездах эконом-класса всегда оставляет желать лучшего. Между пересоленной холодной кашей из овсяной крупы и омлетом с кусочками бекона выбирать не приходится.

Кай презрительно морщится и отталкивает свою тарелку ещё дальше по столешнице.

— Что ты сделаешь, когда мы приедем? — неожиданно спросила она спустя несколько минут молчания. Шура приподнимает бровь, уголок его губ внезапно дёрнулся. «Хочу увидеть твою улыбку. Снова. Хоть на секунду. Сейчас.»

— Приведу в порядок своё место в доме и найду комнату для тебя, потом заявлюсь в местную школу, чтобы временно взять какую-нибудь должность. А что же сделаешь ты?

— Поем.

— Что именно?

— Что угодно: блинчики с сиропом, яблочные пироги, голубцы, картофельные клёцки, пирожные, абсолютно не важно какие. Я так соскучилась по сластям моей привычной жизни.

— Если тебе так сильно дороги воспоминания о своём прошлом, и они таким образом связаны с едой, то тебе вполне мог бы понравится мамин пирог с тыквой и морковью. Уверяю, он потрясающий…

«Хотел бы я однажды сказать такое и о тебе.»

— Но даже моя любовь к нему не позволяет потворствовать своим слабостям, таким как пироги матери, слабоалкогольное пиво и…

— Девушки? — фыркает Кай в ответ и замечает появившийся лёгкий румянец на его щеках. «Серьёзно, что ли?»

— Господи, Кай, почему тебе обязательно нужно что-то подобное ляпнуть?!

— Ты удивишься, но мне невероятно нравится, как ты краснеешь, — Шура уже хочет начать ругаться на неё за бестактность, как вдруг застывает совершенно и неотрывно смотрит на выражение её лица: чистое, сияющее счастьем, с искренней красивой улыбкой, которую подчеркивают белые здоровые зубы. Ему хочется сказать, что это взаимно, но тупо не может выдавить из себя ни одного слова, настолько он ощущает себя очарованным девичьей улыбкой.