Омега смотрел на этот мир сверху. Он бы улыбался, если бы субстанция, схожая с ним, могла бы это сделать, но последующие эмоциональные состояния Бога будут выражаться именно подобными словесными оборотами, из-за отсутствия возможности другого описания его чувств. Он готов был использовать свои тридцать вмешательств, но первоначально он изучал мир, созданный Альфой. Кое-что его удивляло, кое-что заставляло задуматься, кое-то смешило – здесь было необычно.

Утро. Ветер. Дождь. Люди сидят на рабочих местах, а кто-то трудится физически. Капли лупят по опустевшему асфальту, иногда попадая в проезжающие машины. Никто не может понять, что мир, в котором они находятся, создан только сейчас, совсем недавно. Они сорвались из ниоткуда и отправляются куда-то, словно мы с вами, только их срок жизни меньше, чем они думают, он зависит от жизни одного единственного человека. Людская нелепость – это ли тема для достойного рассуждения? Но этот мир был отравлен. Только этот и никакой иной мир, кроме этого. Сердце этого мира безвозвратно погрязло в пучину человеческих мнений, а сердце – это то, что позволяет организму мира осуществлять само становление своей непоколебимой сущности, но сущность поколебалась.

Тем временем, в доме обыкновенной семьи, происходило необычайнейшее событие. Все сегодня были дома. Никто не пошел на свою «любимую» работу. Фамилус Намен сидел за шахматным столом и играл со своим тестем, как ни странно, в шахматы. Медиус Морталис, человек достаточно пожилой и веселый, показывал своему зятю, как надо побеждать в баталиях. Пешки старика стремились вперед, каждая фигура была под защитой другой. Фамилус не знал, что ему делать. Он сидел и думал над последующим ходом. Щетина на его лице выдавала в нем человека небрежного по отношению к себе, карие глаза устало смотрели на шахматную доску. Фамилус явно недосыпал в последнее время. Его костюм говорил о том, что он собирался на работу, однако взъерошенные волосы говорили и об обратном. Медиус, старичок лет пятидесяти, своим бодрым взглядом сканировал каждую частичку поля. Одет он был в свитер, который носят, наверное, все старики в мире, штаны были несуразными и непонятными, борода на его лице придавала ему солидность.