– Зачем вы развешиваете картины с изображением моей дочери по всему городу?

– О, Господь, – громко произнес я, чуть ли не выпрыгнув из кресла, – эта богиня ваша дочь? Я так мечтал с ней познакомиться, – и меня уже было не остановить, как экипаж с обезумевшими лошадьми, – ее глаза, ее чистые, прекрасные глаза, словно серо-голубое небо, глубокие, невообразимо смышленые, добрые…

Мать прекрасной леди не стала дослушивать про остальные части тела и души, замеченные мной у ее дочери, хотя душевных качеств ее я еще и не знал, ведь мог только о них догадываться, пожилая женщина меня прервала:

– Вот вам бумажка, – протянув руку с листочком, она положила мне его на колени и продолжила говорить, – это наш адрес, я пущу вас к нам домой и дам поговорить с моей любимой дочуркой, только если вы уберете все-все-все картины из города. Подобная шумиха вокруг моего любимого чада меня непомерно терзает.

Попрощавшись, мы разошлись, я поехал на встречу с друзьями-художниками, а старая леди, видимо, отправилась домой.

К своей любимой даме я не торопился. Целую неделю я строчил стих, который хотел прочитать ей при встрече:

Ночной поток печали наступает,

Как будто кочевые племена.

Тут части жизни: первая, вторая –

Друг друга потеряли навсегда.

Я был юнцом, подобно детям малым,

Я глупости уму предпочитал.

И жизнь моя, как ветер уплывает,

Хотя совсем еще не начата.

Мой ангел, сколько зим унылых