Отец Владимир с чаем подсел к Ванечке, Нику и Федору. С Ником они были знакомы давно и давно друг друга не любили, как многие близкие по рождению и образованию русские за границей. Они достаточно друг о друге знали и еще больше догадывались. Предметом их соперничества были князь Ванечка и Федор. Они бы никогда в этом не признались ни себе, ни кому бы то ни было, но именно борьба за умы и души этих молодых людей и была причиной их нелюбви друг к другу последнее время. До этого причина была другая. Отец Владимир, не без оснований, подозревал Ника в связях с масонами и спецслужбами. Ник знал о военном прошлом отца Владимира, когда тот насильно был призван в вермахт. Знал, что тот какое-то время воевал на Восточном фронте, недолго, впрочем, потом попал в плен к русским, вернулся после войны в Югославию и связал свою жизнь с Православной церковью.

        Впрочем, нелюбовь эта в ненависть никогда не переходила и когда они, волей-неволей, встречались, то общались умышленно дружелюбно и с неподдельным уважением к прошлому и настоящему друг друга.

         Сейчас речь зашла о возможном объединении Русской Православной Церкви за рубежом с Московским Патриархатом. Слухи об этом появились недавно и разделили паству и духовенство на два приблизительно равных лагеря. Помимо шкурной, финансовой стороны вопроса возникла и чисто христианская дилемма прощения. Практически вся пожилая часть русского зарубежного духовенства считала, что простить Московский Патриархат за сотрудничество с большевиками никак нельзя. Молодежь справедливо указывала на развал Советского Союза и отказ от идеологии коммунизма. Отец Владимир занимал нейтральную позицию, прислушиваясь к обеим сторонам и пытаясь понять правду. Ник считал, что объединение неизбежно, справедливо указывая на то, что русскому коммунизму всего несколько десятков лет, христианству уже тысяча, а сама Россия-Русь старше и коммунизма, и христианства на десятки тысяч лет. И он никак не мог понять, почему это неизбежное объединение его так растревожило. Хотя он еще со вчерашнего дня чувствовал себя неважно. Годы уже не те, что б наравне с молодежью… И все-таки не уходил к себе, не ложился отдыхать и даже зачем-то спорил со священником по вопросу для него не принципиальному.