– Ладно, что это я? Поперек батьки то…Ты мне где постелешь?

 – Да где хочешь, я же не знаю, где вы, черти, спите.

 – Подожди стелить. Потом. Давай желание.

 – Какое желание?

 – Да любое. Лишь бы во благо.

 – А ты что могешь?

 – Могу, могу. Только язык не коверкай, из тебя еще может толк выйти. Я вот на ста шестидесяти языках говорю, но предпочитаю русский. Спроси – почему?

– Почему?

 – Потому. Обложи меня херами по-английски. От души.

 Я попробовал, пофакал, пошитил. От души не вышло.

 – То-то, – опять зевнул Федя, – ну давай желание.

 – Даже не знаю, – замялся я.

 Он хмыкнул:

 – Да ладно, не знаешь. Я знаю. Миллионером хочешь стать?

 – Миллиардером.

 – Не ври, такого зла ты не осилишь. Последний раз спрашиваю – миллионером хочешь стать?

 – Хочу, – чего врать. Не обманешь.

 – Ну и ладненько. Только их здесь пруд пруди. Ну, еще один будет, что толку.

 – Так ведь это чужое, а мне бы свой персональный миллион.

 – А хочешь два персональных, – спросил черт, нехорошо как-то спросил.

 – Хочу.

 – А три?

 – Ишь, разошелся. Казенные что ли.

 – Не казенные, – он нехорошо рассмеялся, даже зло как то. – Ладушки, Ваня, пусть будет три. Хорошее число. Твое… Иди спи, я здесь в кресле.

 Он потянулся, свернулся клубочком и совсем не по-детски захрапел. Засыпая, пробормотал:

 – Завтра утром… в багажнике… лишь бы во благо…

 Я еще стоял и, покачиваясь, смотрел на него. Вот ведь, в кресле уместился. Чистое дитя. Руку с перстнем под щеку положил, посапывает. Серьга с уха свисает, баба на коне на запястье. Я вгляделся в лицо женщины, она улыбалась и подмигивала. Наверное, показалось. Тьфу, ты… Я сходил, принес одеяла и подушки. Одним укрыл его. Ишь ты, из Москвы летел по холоду, по такому, по дождю. И об лобовое мне – хрясь. Я улегся на диван. Спать одному в спальне не хотелось. Тут хоть с чертом, да не один. Огонь в камине догорал, все тише потрескивали дрова и мои мысли.