В деревне, куда вместе со своей рабской любовью переехал Азгар, его уважали, а её не любили и побаивались. И если бы не авторитет Воина, Ахаву бы давно закидали камнями или сожгли за колдовство. Никто никакого прямого колдовства и вреда от девушки не видел, но все без сомнения считали её колдуньей и приписывали ей повседневные местные несчастья и даже погодные неудобства. Сама Ахава эту нелюбовь чувствовала и искренне не понимала, чем она так виновата перед соседями. Никакого колдовства при всём желании она сотворить не могла, так как никакими специальными знаниями не обладала, но её красота, особенно глаза настолько резали пространство гор, что сами по себе околдовывали и носили тайну. А кто же тайну полюбит и кто поверит в безопасность тайны?! Только тот, кто тайну знает, а таких в деревне не водилось.

   Так они и жили, и нажили хозяйство и красавицу дочь. По настоянию матери дочь назвали Лайла и красотой своей Лайла превзошла Ахаву. А вся любовь матери переместилась на дочь, и Азгар чувствовал это и ревновал, хотя дочь тоже любил безумно.

   Рожденная зимой, Лайла была задумчива и одинока. Деревенским детям родители строго-настрого запретили играть с девочкой, а она и не искала встреч и игр. Она много пела и мало говорила, да и говорила она нараспев и тихо. Мама заплетала ей в волосы красные с золотым теснением ленты и шила ей платья редких покроев и узоров. В этих пестрых платьях Лайла бродила по двору, собирала цветы и плела венки. А венки эти одевала на горшки на заборе и с ними играла и пела им песни. Дома они говорили на языке отца, но молиться и петь девочка была научена на языке матери.