Он не хотел в дом. Хорошо было здесь. Деревья, травка, небо.

     — А ты не гнушайся. Ты думаешь, они дуры бестолковые и болтовня их противная, бабья ни о чем и слушать не стоит. А ты послушай.
     — О чем? О Светке с Бобом?
     — Да хотя бы о Светке. У тебя на всех клише. Светка – дура, Боб – жлоб. А Светка всю юность мамку алкоголичку выхаживала и от отчима отбивалась. Видел шрам на руке? Ножом порезал псих. Она эти шмотки только в журналах, да на проститутках видела. Она все детство донашивала за соседями добрыми, да сестрой двоюродной. Она тут мечту свою успокаивает, а ты дура, дура. Тут каждый пытается дополучить то, что там не получил. У кого шмотки, у другого машины, у третьего еще что-нибудь. А Боб реально Светку любит, и пашет как китаец и цену всему понимает. Ты не суди.
    — Да не сужу я. Ты-то с чего такой сердобольный?
    — Я не сердобольный, Федя. Я ох какой не сердобольный, я злой до радости страшной. Я страшно какой злой бываю. Когда ты пьяный спишь, так хочется порой тебе башку канделябром расхерачить. Скулы стынут. Но я знаю, что нельзя. И еще — я чертовски вежлив и продуман. Мне тебя приберечь надо. Пока.

    Федор внимательно посмотрел на черта. Тот вдруг улыбнулся, встал в третью балетную позицию и взмахнул дирижерской палочкой. Грянул танец с саблями Хачатуряна. Чертушка подпрыгнул вскинул руки вверх и вернул их из неба уже с двумя саблями. Потом реально красиво, очень сильно хореографически принялся скакать по лужайке и рубить кусты. Иногда он над головой бил саблю об саблю, они звенели и сыпали искрами. В финале он с высокого прыжка упал на колени и вонзил сабли в землю. Они вошли по рукоятки. Он встал, еще раз подпрыгнул и ступнями загнал рукоятки в почву штата Калифорния. Потом церемонно поклонился.
    Федор три раза хлопнул в ладоши.
    — Красавец. Притащи.
    — Это я завсегда.
   Чертушка сгонял в гараж. Принес текилу и грушу. Вытащил из кармана две серебряных стопки, блюдечко и ножик. Разлил напиток, порезал красиво грушу. Умел он любой пьянке придать приличный вид. Они уже давно не чокались и тостов не говорили. Просто пили. 
    — Там у тебя еще в двух местах спрятано, — объявил Чертушка, — можешь не экономить.
    — Да, точно, — вспомнил Федя, — одна с прошлого раза, одна со вчера. А что там?
    — Классика. Текила и груша — вчерашняя закладка, Смирновка, упаковка пива и груша с того раза. Груша сгнила. Пиво теплое, поставил в морозилку. На сегодня хватит.
     — Молодец. Чтоб я без тебя делал?!
     — А ничего бы не делал. Тебя бы без меня не было.
     — И без него бы не было, и без тебя бы не было. Хорошо устроились. Да пошли бы вы оба…
      — А вот это запросто, Федя. Там у тебя ствол в гараже лежит. Принести?
   Чертушка резво встал и пошел к двери в гараж, у самой двери чуть замедлился. Дверь открыл уже еле-еле и через порог не шагнул, застыл вопросительным знаком. В эту игру они играли давно. Федя знал, что не принесет, по крайней мере сегодня, а Чертушка ждал пока он окликнет и вернет. Оба могли до краю дойти. И сейчас оба уперлись. Федя не звал, а черт стоял в проеме и не двигался. Ни туда, ни сюда. Минута прошла. Федя налил в обе стопки. Свою выпил, поставил, грушу откусил. 
     — Жить хочешь? – шепотом спросил бесенок, все так же не поворачиваясь.
     Федор не отвечал. Достал сигарету закурил. «Интересно, если не останавливать принесет?» — подумал он.
   — Принесу, — все так же тихо и не оборачиваясь сказал Чертушка.
   — Неси, — вдруг согласился Федор.
   Бесенок исчез в черном проеме. Федя посмотрел на стол, взял чужую полную стопку. Выпил. «Не надо бы чужую», — пронеслось в голове. Время как будто остановилось. Федору казалось, что он уже бесконечно долго смотрит в этот черный проем в тишине которого исчезло его второе «Я», или первое…