— Я бы вмазал, — снова влез Чертушка.

     — Я бы тоже, — подумал Федя.

     — Ты о чем? Или опять о своем? – спросила Чайка.

      Они все давно знали за ним эту особенность, в присутствии других уходить в себя и там с кем-то разговаривать или даже просто молчать, но молчать только внешне. Иногда прямо в середине самого обычного разговора с кем-то в офисе, или дома, да безразлично где, его взгляд будто терялся в пространстве, и начиналось то самое, что мало кто мог понять, включая его самого. Начинался какой-то внутренний диалог, часть которого выходила наружу словами, хотя в самом диалоге слов могло и не быть. Чаще были ощущения, впечатления, картинки. И фрагменты их, вдруг, ни с того, ни с сего, озвучивались отдельными фразами или словами, или просто матом, или междометием. И это не зависело от физического его состояния, пьян он был или трезв. Хотя под воздействием алкоголя или наркотика диалог этот был активным и бестолковым, как горный ручей. В трезвом уме и памяти больше напоминал поток большой, медленной реки.

       Валя налила чай. Федор взял чашку и вышел во двор. В Америке двор называют backyard, если перевести дословно получится — «задний сад», в России двором как правило называют участок перед домом. В «заднем саду» стоял столик с пепельницей и стулом. Поставив чашку на стол, Федя вошел в гараж. В процессе запоя он делал несколько заначек, так как точно знал, что одну найдут точно. На полке между ящиков сразу и уверенно нащупал бутылку «Текилы» и грушу рядом. Он всегда рядом с заначкой прятал грушу, чтобы можно было сразу и выпить и закусить. Покупал всегда один и тот же сорт. Она была мягкая и сочная, сразу и запить и заесть. Большой глоток «Текилы» зашел трудно и был успокоен грушей. Немного покурив на воздухе, хотя женщины курили обе в кухне, он вернулся.