Жизнь во вранье мучила Чатурведи отчаянно. Он врал молчанием. Если бы одна из Свет спросила про другую, он бы ответил честно. Соврать вслух он бы не смог. И от этого страдал еще более. Он ежесекундно носил в себе ложь вопреки врожденным и заученным понятиям о добре и зле. И проклиная себя, бежал от одной Светы к другой. И единственным утешением были книги и беседы с Сашей Бреславцем.

              Никакого такого обучения, как он ожидал, не началось. Саша давал ему книги, он читал, они беседовали просто обо всем, не всегда о прочитанном. Пили. Бывало вдвоем, бывало в компаниях «вечных девушек» из Публичной Библиотеки, девизом которых было расхожее «не учите меня жить, помогите материально». Питерская Публичка была местом пересечения молодых интеллигентов-аспирантов и убеленных уже «отсидентов» и «досидентов». Застолья с библиотечными феями давали доступ к бездонным закромам литературы из «запасников». Литература эта была не то, что запрещена, а просто не сильно доступна.

               Ом поделился с Сашей своими метаниями между Светой Большой и Маленькой. Саша, смеясь, рассказал о четырех благородных истинах, и Ому на какое-то время стало легче. Потом желания брали свое, Ом страдал, Саша смеялся. Интересно жили ребята, не пресно.

             Саша Бреславец занимался переводами, в основном книг о буддизме. Интересная штука перевод. Начинаешь переводить что-то с одного языка на другой и как будто заново открываешь истину. Причем в случае Бреславца, многие понятия буддизма, и бытовые, и духовные, аналогов в русском языке не имели (не слишком много было уже переведено), и приходилось давать простую литерацию, практически транскрипцию слов ранее не веданных. Через Сашу в русский язык входили новые слова, новые идеи и новые герои. Вошла и надолго поселилась Давид-Неэль Александра. Будучи рядом, Ом и учился, и помогал, как мог. От Саши он получил первые представления о Тибетской медицине. А Питерский мед, и в то время и до сих пор, был действительно первым в системе советского, а позже российского медицинского образования. В институте Ом получал самые лучшие знания западной, симптоматической медицины, у Бреславца восточной. И одно другому не мешало, а дополняло и усиливало. А в «Сайгоне» в густом дыму витал дух свободы, равенства и братства. И все там было настоящим и свобода, и равенство и братство. Что интересно, когда распался Союз Нерушимый Республик Свободных, который, вроде как, и давил, всю эту свободу, равенство и братство, то и сами понятия стали деформироваться и постепенно приобрели извращенные формы и качества.