Переписать набело

Утро вошло в комнату деликатно, мягкими лапами перескочив с рядом росшего клена на подоконник, оно прокралось в комнату и остановилось около кровати, словно переминаясь с ноги на ногу, не зная, можно ли будить хозяина квартиры или пусть еще половит сладостные минуты утреннего сна.
Будить хозяина не пришлось, он сам открыл глаза, тяжело вздохнул и, поднимаясь, закряхтел будто ему было не 42 года, а целых 75. Михаил Вересов не переносил выходные и праздники, ему было тягостно оставаться наедине с собой в своей модной, переливающейся всеми оттенками тщеславия, квартире. Он закутался в свой любимый халат и поплелся на кухню, щелкнув кнопкой похожей на инопланетный корабль кофемашины, он вытащил сигарету и, покрутив ее в пальцах, прикурил от массивной зажигалки. “Курить натощак недопустимо!” — услышал он в памяти басовитый голос своего деда Василия Павловича. Василий Павлович курил как паровоз, но никогда — натощак. Вересов хмыкнул и посмотрел в окно, какая в сущности разница — натощак или нет, если утром не хочется узнать, что будет вечером. В окно с интересом заглядывал любопытный день, этому товарищу всегда было интересно, что там, за стеклом.
Из омута воспоминаний его выдернул резкий телефонный звонок, отвечать не хотелось, но и сидеть в тишине дальше становилось невыносимо, на том конце был старый школьный приятель Кирилл. Назвать того “приятелем” можно было с большой натяжкой, но, тем не менее, Вересов по непонятным причинам считал того таковым.
— Наконец-то! Я тебе третий день звоню, в чем дело? — тут же заорала трубка.
— Что ты кричишь? Я еще пока не глухой, — недовольно пробурчал Михаил, отводя трубку подальше от уха. Он уже пожалел о том, что ответил на звонок,
Кирилл был очень шумным, полным жизни, его было слишком много, в целом он напоминал июльский полдень под кустом сирени: 10 минут это еще доставляет тебе удовольствие, а через час тебя уже с души воротит от такого соседства.
— Я тебе на работу звонил, — опять прогудела трубка, — там сказали, что ты в отпуске, а поэтому давай-ка, собирайся и дуй ко мне, посидим, поговорим, а то я скоро уезжаю в далекие края и, быть может, не вернусь!
— Ладно, куда ехать? — неожиданно сам для себя согласился Михаил, записал адрес и, выслушав очередной плоский анекдот из арсенала Кирилла, дежурно посмеялся и повесил трубку.
“Ну и зачем я согласился?” — мрачно подумал Вересов, стоя под упругими струями душа и теперь уже не испытывал ни малейшего желания отправлять в гости к старому приятелю. У него были двоякие чувства к Кириллу: с одной стороны, ему хотелось узнать, какие у того новости, с другой, тот вызывал неприятные ощущения.
Выйдя на улицу, ему вдруг подумалось, что и неплохо выбраться, пусть даже к Кириллу. Знакомы они были еще со школьной скамьи, но только Кирилл всегда оставался в тени своего талантливого и красивого друга. Вересов был отличником, имел разряд по шахматам, был гордостью школьной команды по плаванию, да еще и постоянным участником Олимпиад по физике. “Всесторонее развитый молодой человек!” называл его директор школы Герасимович.
А Наумов просто был, учился он с тройки на четверку, спортом не увлекался и девушки, кстати, тоже его не любили. Ну, право слово, внешность у него была среднестатистическая, словно художник все свои краски перевел на Вересова, а Наумова даже прорисовывать не стал: маленький рост, смазанные черты лица и тяжелый, кургузый низ делали его похожим на растолстевшего пони. Однако у Наумова был легкий, незлобивый характер и хорошее чувство юмора, он был компанейским, легко устанавливал связи и быстро влился в компанию “Великолепной пятерки” (Вересов, Литвинов, Столяров, Потапова и Митц).
Когда они выросли и окончили университеты, дружба не завяла, дружили они уже тогда “домами”. Вересов женился на Ольге Потаповой и ничто не предвещало беды. Пока в один прекрасный день Ольга не заявила ему, что уходит от него….к Наумову. Михаил сначала молчал, пытаясь переварить информацию, а потом долго смеялся, он сначала подумал, что Ольга шутит, просто неудачно шутит, потому что не может ничего связывать высокую, стройную, похожую на горделивую греческую богиню, женщину и этого невзрачного, лысеющего человечка. Ольга не посчитала нужным ничего более объяснять, собрала многочисленные пожитки и уехала.
Жили они с Наумовым хорошо, но недолго: спустя 4 года брака Ольгу кто-то убил, ударив чем-то тяжелым по голове, когда она возвращалась с работы. Об этом Михаил узнал случайно от бывшей уже тещи. Он не мог простить Кириллу того, что он не уберег Ольгу. После смерти Ольги Наумов пытался восстановить дружбу с Михаилом, но особо из этого ничего не получилось, а когда Кирилл женился на молодой и оборотистой журналистке Алисе, они и вовсе перестали общаться. Вересов пытался было донести до того, что Алиса — лицемерная и беспринципная, но Кирилл лишь отмахивался. Спустя 5 лет брака Алиса разбилась в автокатастрофе. Михаил выразил свое сочувствие и, на удивление всех окружающих, их общение возобновилось, словно пережитое обоими горе скрепило покрывшуюся трещинами дружбу цементом непроходящей боли.
Поплутав по незнакомому району, Вересов наконец нашел нужную улицу, войдя в дом, он удивился: Наумов любил дорогое жилье, любил пустить пыль в глаза, в этом умении он явно перещеголял самого Вересова. Поднявшись и позвонив в нужную ему квартиру, он сильно удивился, когда дверь ему открыла пожилая, седовласая дама с высокой прической. Выслушав, что тот ищет Кирилла, она попросила его немного подождать и вернулась с флешкой.
— Господин Наумов просил меня передать вам этот накопитель, а также просил вас извинить его за все, ему пришлось срочно отбыть в конечный пункт своего назначения, предупредить вас об отмене визита он не смог, — отчеканила дама и, попрощавшись, закрыла дверь.
Михаил постоял немного, повертел флешку в пальцах и почувствовал, что случилось что-то очень плохое, то, что уже не изменишь. Когда он вышел на улицу, пошел сильный дождь и домой он вернулся уже на такси. Сначала он переоделся, налил себе горячего чаю и, пока загружался компьютер, бесплодно пытался дозвониться до Кирилла, холодный робоголос отвечал, что абонент — не абонент.
— Если ты это слушаешь, это значит, что меня уже нет в живых, — услышал Михаил из динамиков.
На флешке была записана история жизни, даже исповедь, покончившего с собой Наумова. С детства тот привык жить в тени друга, он принял это распределение ролей, он не роптал и даже не чувствовал зависти. До тех пор, пока не влюбился в Оленьку Потапову, а она, понятное дело, предпочла успешного и красивого Вересова. Спустя много лет, когда Ольга уже вышла замуж за Кирилла, тот узнал, что Ольге невыносимо было жить с Михаилом, по одной простой причине: во Вселенной Вересова было место только для Вересова, он никого более не замечал и не ценил. Спустя несколько лет брака, Кирилл понял, что во Вселенной Ольги Потаповой есть место только для Вересова Михаила, а он снова где-то на задворках дальнего космоса. И тогда он Ольгу убил, просто и безмятежно, не испытывая ни малейшего угрызения совести, ударил ее камнем по голове, камень потом выбросил в канализационный коллектор. Его даже не проверяли, ему просто поверили на слово, что он сидел дома один и смотрел в телевизор. Он убрал все фотографии Ольги из квартиры и никогда не ездил на кладбище, он просто вычеркнул ее из жизни, будто ее там и не было никогда. Потом ему сообщили, что жена была в положении, но и нерожденного ребенка Наумову было не жаль. Он никогда не хотел детей.
Тогда Кирилл понял, что ему нужно найти такую жену, для которой он станет центром Вселенной. Ну, право слово, хотя бы один раз он имеет право стать центром чьей-то Вселенной?! Тогда-то он и приметил Алису, он понимал, что Алиса хочет зацепиться в Москве, что он для нее своего рода билет. Он надеялся, что хотя бы она будет смотреть на него с обожанием и восхищением, но Алиса в один прекрасный день заявила ему, что подает на развод и уходит к Эпштейну — главному редактору журнала, в котором она и работала. Тогда Кирилл долго смеялся, ведь он же и познакомил Алису с Эпштейном. Тогда-то он и решил, что жить Алиса не должна и испортил ей тормоза в машине. По абсурдному стечению обстоятельств и тут ему повезло, его в очередной раз никто даже не заподозрил. “Ты представляешь, Вересов, меня даже полиция всерьез никогда не принимала в расчет, я для всех оставался тем самым кургузым пони, как тогда в школе! А, ты думаешь, что я не знаю, как вы все меня называли?”, — с нездоровым воодушевлением вещал Кирилл на записи.
Михаил остаток вечера сидел, практически не двигаясь, оглушенный услышанным. Комнату укутывали вязкие, топкие сумерки, казалось, что вместе с сумерками в комнату заползло что-то мерзкое и теперь это “что-то” медленно ворочалось в углу, тихо усмехаясь в черные усы, выжидая момента вползти в душу и устроиться там на долгое время. Вересов любил Ольгу больше кого бы то ни было на свете, а она думала, что он любит только себя. А он себя никогда и не любил, даже не знал, как это должно проявляться. Как вообще вся эта дикость могла произойти? Как он мог дружить долгие годы с хладнокровным убийцей, который покончил с собой, потому что осознал, что не может прыгнуть выше собственного кургузого зада.
И что теперь делать? Нести запись в полицию? Никуда не нести и уничтожить? Никого же не вернешь, в конце концов. Вересов больше не мог думать, он свернулся ничком на диване и затих. Не было сил даже плакать. Ничего в этой жизни время не лечит, можно лишь приспособиться к боли, приноровиться жить с ней; нельзя переписать жизнь набело, у каждого только одна попытка.