3

— Я сделал все, что мог, — сказал лекарь. — Эта трава — сильное средство, которое останавливает сильные кровотечения. Но… Я не знаю, поможет ли она. Молитесь и уповайте на Господа Бога.
Через полчаса повязка снова пропиталась кровью. Не помогло… Что за зубы у этого волка? Или, Мелисса была чем-то больна и ей нельзя было ничем пораниться? Неизвестно. И все без изменений. Лицо, как восковая маска. Ее прекрасные каштановые кудри разметались на постели. Рука, как и прежде, была ледяной. Я поцеловала руку Мелиссы. Как труп. Что теперь делать? Как вернуть ее к жизни? Какая-то вынужденная, неестественная тишина нависла над замком. Не по себе от нее. В комнату проникал мягкий свет луны. Я почувствовала совершенное одиночество. Жуткое одиночество. Нужно пригубить вина. Я наполнила кубок. Очаровательное лицо Мелиссы будто высечено из камня. Мертво и прекрасно. Я сделала еще глоток вина и закрыла глаза. Представился тот лес. Я почувствовала то, что ощущала в нем. Как ветки хлестали по лицу. И, будто бы за мной гонится волк. Я бегу, выбившись из сил, чувствуя в двух шагах от себя дыхание зверя. Открываю глаза. Я просто слишком впечатлилась. Это вино крепкое.
Мне послышалось, или где-то вдалеке раздался волчий вой? Нужно сменить повязку. Эта совсем пропиталась кровью. Я присыпала рану толченой травой, которую оставил лекарь. Ничего не изменилось. Как зябко, будто холод из того леса проник в замок. Я закрыла ставни. Так спокойней. Чтобы ничто неизведанное не проникало к нам. Мелисса едва слышно вздохнула. Через некоторое время на повязке снова появилась кровь. Я закуталась в шкуру. Закрыла глаза. Снова передо мной ночь, лес, вой, бег. У меня создалось впечатление, что поездка в этот лес — переломный момент в нашей жизни. Скоро все изменится навсегда. Уже изменилось. Я не могла найти себе места. Заснуть удалось ненадолго. Мне приснился странный сон. Моя собственная мать. Она сказала, что умерла, и долго просила у меня прощения за то, что продала меня чужим людям и никогда не интересовалась моей судьбой. Она сказала, чтобы я была осторожна, ибо по моим следам идет волк, и он уже близко.
Я проснулась с ощущением ужаса и омерзения на душе. Мелисса металась на подушках. Ее лицо пылало, хотя еще недавно было совершенно ледяным. Она что-то невнятно бормотала. Я побежала за лекарем, который ночевал в замке. Всю оставшуюся ночь лекарь прикладывал компрессы на лоб больной. К утру она успокоилась. Притихла. Ее тело снова стало холодным, как лед. Я в первый раз видела такие внезапные перепады температуры. Никак не шел из головы сон. У меня были золотые, и я послала одного из слуг в ту лачугу, в которой жила в детстве, чтобы он узнал, что стало с моей семьей.
Когда слуга вернулся, он рассказал, что той лачуги уже нет. Соседи сказали, что женщина, которая жила в ней, умерла, а ее сыновья разбрелись по свету. Мне стало горько и жутко. Охватила печаль. Зачем мне приснился этот сон? Мать, оставившая меня при жизни, вспомнила хотя бы после смерти? Почему сказала про волка? Просто я очень впечатлительна. Эта роковая охота наложила на меня отпечаток. И в эту ночь снова вой, уже где-то совсем близко. Все живое уходило с лица Мелиссы. Почему-то мне захотелось побежать в церковь. Я выбежала на улицу, накинув плащ. Церковь была не слишком далеко от замка. В кустах раздавался шорох. Будто кто-то бежал следом. Или человек, или какое-то другое существо. На меня напал панический ужас и захотелось кричать. Холодная, полная луна улыбалась сверху. Я побежала бегом. И будто голос в ушах:
«Стасия, будь осторожна!»
Будто голос матери, который я не слышала десять лет. Но это невозможно! Тут никого нет, а она умерла. Я схватила здоровый камень и швырнула в кусты. Раздался странный звук, что-то между рычанием, визгом и человеческим возгласом. У меня подкосились ноги.
— Мама, мне страшно… — поговорила я, еле ворочавшимся языком. Будто какая-то сила понесла меня вперед. Больше я ничего не видела, не слышала. Очнулась от того, что меня три раза назвал по имени священник.
— Что случилось, дитя?
— Не знаю… не знаю, — сказала я и заплакала. — Моя госпожа умирает. Во сне мне приснилась покойная мать и сказала, что по моим следам идет волк, что он уже очень близко. Происходит что-то непонятное, что-то ужасное… Мне страшно…
Священник положил руку на мою голову и долго читал молитвы. Дал поцеловать крест.
— Молись Господу, — наконец сказал он. — Господь не оставит свою паству.
Я сказала, что ни за что не выйду отсюда, пока не наступит утро. Что в кустах меня кто-то подстерегает.
Всю ночь я провела в церкви в слезах и молитвах. Утром страх пропал. Я вернулась в замок. Слуги сказали, что ночью Мелиссе стало хуже и к рассвету она умерла. Умерла! А меня не было рядом! Мне хотелось рвать на себе волосы за то, что я оставила ее в трудный момент. Ничего уже нельзя было изменить.
Скорбный колокольный стон. Выражение облегченной безмятежности на лице Мелиссы. Восковую бледность кожи подчеркивал каштановый оттенок волос. Руки, сложенные на груди, держали крест. Священник читал упокойную. Этой нелепой смерти не должно было быть! Что удивило, так это то, что из раны продолжала сочиться кровь. Вдруг Мелисса жива? Холодна, не дышит. Что делать теперь в этом мире без нее? Как жить? Как отвратительна смерть, как непреклонна!
Такая красота погибла в расцвете лет! Ее идеальное лицо сейчас засыплют, смешают с землей… Я поникла, как увядший цветок.
В замке мне, вежливо, пока еще, намекнули, что после смерти хозяйки, делать мне тут больше нечего. Я собрала кое-какие вещи, подаренные Мелиссой, небольшое сбережение, и с разбитой душой отправилась на все четыре стороны. Куда теперь идти? Что делать? Нужно на первое время где-то остановиться, пока не найду хоть какую-то работу. Уйдя в свои мысли, я слонялась по городу до самого вечера. Опомнилась, когда совсем стемнело. Нужен постоялый двор.
Это было что-то похожее на него. Я отворила дверь. Внутри стоял человек.
— Простите, — сказала я, — мне нужен постоялый двор…
— Здесь мастерская, — ответил человек. — Можете зайти.
Это был один из тех моментов, когда мозг сопротивляется, а ноги делают свое дело. «Зачем мне мастерская?» — подумала я.
— Я — скульптор, — ответил человек.
Я прошла внутрь. Передо мной открылась галерея. По очереди, он начал снимал покрывала и моему взору предстали скульптуры людей, будто бы живые. Разных людей. Молодых, пожилых, стариков, детей. Я дотронулась до одной, проверить, а не живой ли это человек притворяется.
Холодный мрамор отрезвил. Я позабыла обо всем на свете.
— Как чудесно! — вскричала я. — Никогда не видела такого! Вы сами это творите?
— Я — мастер, — отвечал он. — Могу и вашу скульптуру тут поставить.
— Неужели! — под впечатлением воскликнула я.
— Садитесь, я сделаю заготовку, — сказал скульптор. Он долго возился, что-то замешивая. — То, что вы видите, — сказал он, — безжизненный мрамор. На самом деле — я скульптор душ. Леплю из людской души то, что люди сами хотят. Вот вы, например, всегда хотели быть такой, как Мелисса. Упрямой, упорной, всегда добивающейся того, что задумала. И я теперь слеплю из вашей души то, чего вы сами хотели.
Я слушала этого человека, будто бы кто-то ударил камнем по голове. Этот человек точно сумасшедший. Но как узнал он про Мелиссу и про то, о чем я не говорила ни одной живой душе?! Я встала, шатаясь, ухватившись за стол. Свет сейчас упал на лицо скульптора. Я чуть не вскрикнула — у него были черты того охотника! Назаниля.
— Назаниль, я узнала вас! Что вы делаете в городе, прикинулись скульптором? Это по вашей вине умерла Мелисса!
Человек сделал удивленный вид.
— Не знаю, кто такой Назаниль. Я — скульптор. Мастер. Мою мастерскую знают здесь очень давно.
— Прекратите лгать! Вы — Назаниль, и наверняка занимаетесь колдовством, вы навели на меня злые чары!
Человек рассмеялся.
— Вы говорите сплошную чепуху, вы слишком взволнованны.
Я потеряла терпение и отправилась к двери.
— Скоро скульптура будет готова, — послышалось вслед. — Скульптура вашей души.
Я прочла про себя очистительную молитву.