2
На пары я пошла с больной головой. Я училась на историческом факультете. Если бы сейчас не вела пару моя любимая преподавательница, а кто-то поскучнее, я бы точно заснула на столе. Все зависит от препода. И оценка, и знание. Толку много требовать, или мало требовать. Заинтересовать студента, рассказать так, чтобы было интересно слушать, на этот подвиг был способен не каждый. Но эта особенная женщина была исключением. Мы смотрели фильм и она комментировала.
— Обратите внимание на барельеф старинного замка. Семнадцатый век. Существует легенда о том, как прекрасную молодую женщину по имени Стасия замуровал в стене, вместе с ее любовником, злой ревнивый оборотень Назаниль.
Я проснулась на все сто процентов. Лицо на барельефе действительно чем-то напоминает мое собственное. Вот так совпаденье! Может это какой-нибудь сумасшедший, начитавшийся легенд и возомнивший себя черт знает кем? Может он на луну завоет? Имя у него не от мира сего.
Я думала о легенде, о Назаниле. Быть может, это прозвище.
Назаниль стал отчужденным. Появлялся все реже. На вопросы отвечал уклончиво и раздраженно. Потом пропал. Я не хотел лезть ему в душу, но у самого душа болела. Нужно было отвлечься. Я купил первый попавшийся билет на какой-то концерт. На обложке рекламы красивая женщина с длинными волосами. В вечернем платье. «Только сегодня. Только сейчас. Для вас очаровательная прима Бонни, победительница нескольких конкурсов». Я скептически поморщился. После Лили ненавижу баб, будь они хоть тысячу раз красивы. Я знаю, чем оканчивается это дерьмо. Впрочем, какая разница. Не жениться же мне на ней. Послушаю, отвлекусь. И я пошел. Мысли о поведении Назаниля не отпускали. Вот, это та самая прима Бонни под шквал оваций.
— Прекрасна! — проговорил какой-то парень женским голосом.
— Божественна!
Да, наряды и прическа — загляденье. Красавица. А голос! Сопрано наверное. Я даже чуть-чуть отвлекся. Такие блестящие наряды, золотятся изумрудами, хороша. Да, погляжу, и пойду своей дорогой. К женщинам у меня предвзятое отношение. С виду богини, внутри — мегеры. Еще где-то сморщенное лицо Лили померещилось. Я стал неуверенно ерзать на стуле. Может я ерзал просто от того, что хотел в туалет. Да, нужно сходить в туалет. На антракте. Все казалось таким одинаковым. Я заблудился и вошёл в другую дверь. В общем, вместо туалета я забрел в гримерную, где переодевалась та самая прима. Раздался визг.
— Пардон, — сказал я. Она стояла совершенно обнаженная. Я был в шоке. Меня ничто не шокировало со времен знакомства с Назанилем.
— Вы… мужчина? — пролепетал я. Мозг думал, а язык говорил. Она, оно… покраснело и стыдливо опустило длинные накрашенные ресницы.
— Вы… не знали? — оно прикрылось ярким платьем для выступлений.
— Нет! — крикнул я, и вылетел из гримерной, как ошпаренный, решив больше не возвращаться туда. Дома ждал Назаниль.
— Пришло время, — сказал он. — Теперь наши пути расходятся.
— То есть как?
— У каждого из нас свой путь. Не ищи меня больше.
— Ты это всем говоришь, да? Ты меня вот так кидаешь, как Лили тогда? Люди — игрушки для тебя? Когда мы становимся ненужными, ты кидаешь нас, как надоевшие вещи?
Назаниль отвернулся.
— Да, — мрачно сказал он. Наш разговор его утомлял и раздражал. — Думай, как хочешь. Проклинай-не проклинай, я уже проклят. Просто больше не ищи меня. Я не гей. Мне иногда нужен друг, любовник и компаньон. Я не собираюсь целую вечность находиться с тобой. Я нашел ту, которая похожа на Стасию.
Он ушел. Вот так, взял и ушел. Я остался сидеть на диване, из которого вылезла пружина. Слова Назаниля врезались в мою душу куда острее, чем эта пружина в плоть. Я заплакал. От отчаяния, и от того, что никому нельзя доверять — ни людям, ни оборотням. Целая вечность разочарований! Я лег на диван и пролежал так до самого утра, пялясь в потолок. Почему-то я вспомнил о том странном существе с поразительным голосом. Бонни. И мне снова нечего терять. Все сначала, по кругу. Я помнил, как шел тогда в совершенном отчаянии, под скрипучий фонарь и метель. Если я выйду сейчас, кого я встречу? Ангела? Господа Бога? Или самого Дьявола? Думаю, никого, кроме собственного одиночества. Пошло все к черту! Перед глазами лицо мерзкой старухи — Лили. Она виновата во всем. Я пошел в бар, для того, чтобы напиться.
