Все мы ехали в клетке, как дикие звери. Мелисса впала в истерику, крича, что не хочет умирать, имея вечную молодость. Стасия тихо молилась. Мэлорм смотрел на Стасию, он был печален и задумчив. Нолан сейчас был похож на моего двойника с грустными глазами. Только у Назаниля было непроницаемое, как камень, лицо, не выражающее ничего. Все мы смотрели на него с немым вопросом и укором, но его лицо по-прежнему выражало бесстрашие.
Городские мальчишки бежали за нами и бросали в нас камни и комья грязи.
— Смерть вам, проклятые оборотни! Уж сегодня-то мы вволю посмеемся, когда покатятся ваши головы!
Мелиссе грязь попала прямо в лицо и она обложила руганью мальчишек.
Когда мы проезжали по городу, люди крестились. Дети дразнили нас и бросали в телегу-клетку протухшие яйца.
Такого позора и унижения никто из нас еще, думаю, не переживал.
— Сдохните, твари! — кричали горожане. — Проклятые душегубы!
— Вот они! Это оборотни!
— Оборотней повезли! Черный смерч!
— Где, где? Дай взглянуть на живых оборотней!
— Они похожи на людей. Эй, собаки облезшие, покажите-ка ваши клыки, или вам их обломали?
— Смерть им! Смерть!
Такие унизительные оскорбления сопровождали нас, пока мы ехали по дороге на эшафот. Вот и пришел твой конец, непобедимый Назаниль. На каждую силу найдется другая сила. Ты погубил себя, а, заодно, и всех нас. Но по делом тебе! За мою мать, за отца Нолана, за сотни людей, которых ты погубил! За такую месть и собственной шкуры не так уж жалко. Я обнял Нолана. Стасия обняла нас обоих и приникла головой к Мэлорму. Мелисса наконец-то замолчала и сидела поникшая, как засохший цветок. И только на лице Назаниля ничего не изменилось. Не дрогнул ни один мускул. Будто это происходило не с ним и он пребывал в совершенно другом мире. Мире бесстрастия.
Вдали виднелся эшафот. Мы плотнее прижались друг к другу. С каждой секундой эшафот становился виден все отчетливее.