Я протянул письмо Стасии. Моя душа ликовала — скоро она будет отмщена. Да, этот проклятый Инглеберт не сводил с нее глаз. Ну что ж, скоро вы за все расплатитесь, любовнички!
— Не вижу смысла рисковать всем из-за непонятно кого, — сказал Нолан. — Назаниль притащил ее, пусть с ним и остается.
— Этот «непонятно кто» такая же, как и мы. Она в нашей семье и мы также несем ответственность за нее, а сейчас ей нужна наша помощь. Я никого не заставляю идти со мной, я пойду одна, — сказала Стасия. Я почувствовал острую боль. Интересно, ради меня она сделала бы то же самое? Похоже, что чужаки ей дороже, чем я. Инглеберт сразу же вышел вперед, сказав, что пойдет с ней, раз уж отговорить ее невозможно. Я стиснул зубы и кулаки, сгорая от ревности. Ничего, скоро придет мой черед ликовать. Посовещавшись, волчата все же решили пойти с нами.
Я думал о Стасии, об этом ненавистном Инглеберте, из-за которого пострадают все. Я вынужден предать собственную мать. Но пусть лучше умрет, чем будет с ним. Так мне будет легче. Ревность ослепила меня. Я был готов пойти на крайности ради мести.
Мрачное логово папочки Назаниля. Тут мне и самому было интересно, как будет изощряться Назаниль ради мести. Ведь он ревновал Стасию не меньше меня. А она стала любовницей его заклятого врага, двойной удар! Представляю, в каком бешенстве сейчас Назаниль.
Вот, на головы оборотней опустилась металлическая сетка, которую было невозможно прогрызть. Я не выдержал и победоносно захохотал. Попались, голубчики!
— Это ловушка, — проговорил Инглеберт. Стасия с укором посмотрела на меня:
— Мэлорм, как ты мог?!
— Ты заслужила этого, ты предала меня, теперь пощады не будет. За все мои мучения, — сказал я.
Вышла Глория. Она злорадно ухмылялась.
— Как подло, — сказала Стасия, — как низко…
— Ты это заслужила, — ответила Глория.
Как изменилась она! Перед нами был совершенно другой человек, будто злая ведьма из сказки. Как изменило ее разбитое сердце… Назаниль с презрением посмотрел на Стасию и своего заклятого врага.
— Предательница! Ты сполна ответишь за это. А у тебя, дорогой Инглеберт, ничего не выйдет. Мое всегда возвращается ко мне. Я долго думал, какого вы заслуживаете наказания и наконец придумал… — Назаниль загадочно улыбнулся. — Хочу, чтобы стены моего замка украшала гравюра с оборотнями. Ты всегда будешь у меня на виду, любимая.
Инглеберт посмотрел на него с презрением и отвращением.
— Хоть тысячу раз убей нас, но любить себя ты не заставишь. Собственная семья ненавидит тебя!
— Мне плевать на вашу любовь, я хочу себе гравюру с оборотнями! — усмехнулся Назаниль и всадил в сердце Инглеберта и Стасии серебряный клинок. Когда клинок входил в грудь Стасии, острая боль пронзила и мою грудь. Но Назаниль пронзил их сердца не насквозь, а лишь наполовину, чтобы оборотни остались еще живы. Волчат он пощадил, и те, дрожа от ужаса, забились в угол.
Стасия и Инглеберт, будучи еще живыми, были замурованы в стену замка, как живая гравюра. Этим занимался лично Назаниль. Я видел глаза Стасии, пока их еще не покрыл раствор. Полные скорби, боли и укора.
— Зачем ты это сделал, Мэлорм, я ведь любила только тебя! — это были ее последние слова, которые окончательно разбили мою душу.
Гравюра на стене замка в человеческий рост. Женщина и мужчина друг напротив друга. Прекрасные каменные изваяния. Глория цинично и удовлетворенно улыбнулась. Я не знал, что она может быть настолько жестока. Я не знал, что сам смогу быть настолько жесток.
Жестокая месть Назаниля, который не умел прощать.
Так, эти двое погибли из-за нашей глупой ревности и мести. Возможно, Стасия и вправду не изменяла мне? Больше я этого никогда не узнаю и буду мучиться вечно. Это мой крест на века.
Глория положила руку на каменное лицо прекраснейшего Инглеберта и захохотала.
— Ты же так любишь рисовать, Инглеберт! Теперь Стасию не только нарисовали, но даже сделали ее изваяние. Ты отдал свою дань высокому искусству.
Даже Мелисса с ужасом смотрела на гравюру, хотя самая важная ее соперница теперь была устранена. Неужели безответные чувства разбудили в Глории чудовище, которое до этого не спало?