— Не  дури, Димка! — крикнул  ему  Аниканов — Дотянем  за  линию  фронта. Там  прыгнешь!

— Не  дотяну, командир! Не  дотяну! Заглох  двигатель  и  я  умираю! — прокричал  он, и  отстрелил  колпак  кабины  Яка.

 — Я  прыгаю! — крикнул  Дмитрий  напоследок —  Лети  к  нашим, Серега! То, что там  в  твоем  самолете  важнее  теперь  моей  жизни!

  Дмитрий  отрубил  рацию. И  на  целой  ноге  выпихнул  себя  на  край  левого борта  кабины  самолета. Он  перевалился  через  край. И  довольно  легко, так как истребитель  летел  по  очередному  кругу  на  боку. И  упал, прокатившись по  всему  крылу  самолета, соскользнув  с  его  заостренного  края, и  дернул  за кольцо  парашюта. В  этот  момент  его  пронзила  жуткая  боль. Раненая перебитая  нога  при  рывке  раскрывшегося  парашюта  мотанулась  из  стороны в  сторону  на  весу  в  воздухе  и  спровоцировала  боль. Непереносимую жуткую  боль. И  лейтенант  Дмитрий  Арсентьев  тот  час  потерял  сознание.

  В  этот  момент  раненый, как  и  он, его  Як  вспыхнул  огнем. Весь. И  стал разваливаться  на  части, распугивая  кричащих  кружащих  над  болотным  лесом  черных  ворон. Он  рухнул  сверху, прямо  вниз  и  на  них, в  самую середину  мертвого  непроходимого  Волчьего  болота.

                                        ***

   Оберполковник  Гюнтер  Когель  видел  падение  русского  самолета  в  лес. Как тот  вспыхнул  над  самыми  соснами  и  березами. И  рассыпался  на  части  при взрыве. Когель  видел  и  раскрывшийся  там  над  лесом  белый  круглый парашют  Советского  летчика. Он  видел, также  и  падение  обоих  немецких самолетов. Он  послал  своих  мотоциклистов  с  пулеметами  в  поле  за огородами, где  совершил  аварийную  экстренную  посадку  поврежденный Мессершмитт  обереста  Шенкера. Тот  рухнул, прямо  в  некошеный  бурьян  на брюхо. И  зарылся  носом  в  землю, где  совершил  на  скорости  капотирование. И  перевернулся  кверху  днищем. Шенкер  отстрелил  колпак  кабины. И, отстегнув  ремни, выпал  из  кресла  пилота.