— Есть, командир — отрапортовал, тем же и сам Фердинанд, и пошел, гремя манипуляторами  и  гидравликой  ног  по  камням, подымая, пыль  по выжженной  атомным  солнцем  потрескавшейся  пустыне  к  своим  верным до последней  железки  стальным  прошедшим  не  одно  уже  сражение солдатам.

                                           ***

  Он  смотрел  на  красное  утреннее, стоящее  уже  высоко  над  горизонтом  и  руинами  горячее  солнце. В  разрыве  черных  облаков  и  дыма  подымающего  от  развалин  разрушенного  Лос-Анжелеса.

  Он  стоял, и  смотрел  куда-то  вперед, туда, откуда  горячие  лучи  утреннего  восставшего, словно  из  атомного  пекла  огромного  светила согревали  его  блестящий  бронированный  Колтаном  эндоскелет  боевой машины. Через  поставленные  световые  фильтры  он  менял  спектры  своих  камер  глаз, горящих, как  и  это  солнце, красным  ярким  светом  и смотрел  туда, где  затаился  его  враг, и  враг  его  матери. Это  отражалось на  его  встроенном  40000000битном  внутреннем  дисплее  робота-киборга  серии  три  восьмерки. На  горящем  тоже  красноватым  оттенком  экране  машины  Т-888.

  Впереди  в  сторону  Саунт  Гафе  по  запыленной  дороге  между  руинами  вертолетной  авиабазы  в  направлении  разрушенного  города  побежала  полуоблезшая  своей  шерстью  черная  собака. Обычная  бродяжка. И  она  попала  мгновенно  на  глаза  Т-888. Его  глаза  с  мгновенно  включенными  биосканерами  проводили  ее  между  обгоревших  и  заржавевших  останков  того, что  было  когда-то  вертолетами  и  камнями  от  рухнувших  зданий, вертолетной  авиабазы, пока  она, не  исчезла, совсем  убегая  в  сторону  сожженного  атомной  войной, как  и  многие  города  Америки  Лос-Анжелеса.