Но когда мы подъехали к деревне, и я увидела, что это не фонари, а факелы, то с грустью подумала, что театр продолжается, и нормально помыться и сходить в туалет, видимо, не удастся.

Мы подъехали к крайнему тёмному дому, он был как бы на холме, и остановились.

* * *

Кузнец, спрыгнув с лошади, прошёл вперёд, открыл нам ворота и завёл телегу во двор.

– Заходи, хозяйка! Теперь – это твой дом, – сказал он мне и открыл дверь в дом.

Я вылезла из телеги и пошла в дом вслед за кузнецом. Он зажёг факел каким-то камнем – я так и не поняла, как он это сделал – и осветил большую комнату этого деревенского дома.

На полу лежал самотканый длинный ковёр. Справа была большая печь – я такую видела в деревне – слева был стол с лавками, и возле него стоял буфет с посудой. Над столом висел образ богородицы с лампадкой.

Кузнец зажёг лампу, которая висела на цепях посреди потолка, и поставил факел возле печи в специальную подставку.

– Дрова для печи сейчас принесу. Справитесь сами затопить печь? – спросил он.

– Справимся, батюшка. Где мне спать с Мишуткой? – спросила Лизка за спиной.

– Пока – на печке устроишься, а завтра – разберёмся, – ответил кузнец.

Лизка передала ему Мишутку, чтобы он положил его на печку, и стала суетиться возле печки. Я же стояла посреди дома и не могла поверить, что это – не конец, и дурацкое представление продолжается.

Я подошла к столу – там стояла крынка молока и хлеб, накрытые рушником – села на лавку и впала в ступор.