Я стояла и смотрела, как они удаляются от меня, а Мишутка повернулся и помахал мне рукой…
* * *
Я проснулась вся в слезах на груди у Никиты, а он поднёс к моим губам кружку уже остывшего отвар и сказал, что его нужно выпить, это Северина принесла.
Я послушно выпила и этот горький напиток. Ещё какое-то время лежала и…
И опять уснула…
Так я проспала больше суток…
Вернее: когда ненадолго просыпалась, то Сонька меня поила отваром, и я засыпала снова.
Потом я просто лежала, уставившись в одну точку…
Это ведь я не досмотрела ребёнка, это он по моей вине погиб. Мне не хотелось жить. Сердце сжималось от боли и понимания, что ничего не вернуть. Что изменить ничего нельзя.
Несколько раз приходила Северина, проверяла меня и уходила, ничего мне не говоря.
Живот не болел, но на душе было тоскливо и одиноко. Хотелось выть от безысходности и горя…
На третий день меня с кровати подняла Сонька.
– Так, давай, вставай. Хватит убиваться. Ничего не изменишь, а тебе нужно думать о ребёнке внутри. Северина как к малому дитю к тебе бегает. Будто у неё больше дел нет. Так что встаём, моемся, а то я тебя уже к козе скоро переведу. Будешь вместе с ней лежать.
Она надела мне чоботы на босу ногу, накинула платок и курточку, которую я на осень сшила, и повела меня мыться в купальню. Там намылила меня и стала поливать с ковша на голову.
После этого вдруг…
У меня обожгло щёку, и я почувствовала удар. Волна негодования поднялась во мне. Я не ожидала, что Сонька влепит мне пощёчину.
