Он был очень холодный, мне казалось, что он просто замёрз, и от этого я ещё больше заворачивала его в белое покрывало, что мне дала Лиза. Закутывала его маленькие ручки и ножки…

Гладила по его пухлым щёчкам, мне казалось, что он сейчас откроет глаза, и я увижу его улыбку. Я пела ему колыбельную и качала его, а слёзы…

Они уже не текли ручьём, рыдать я больше не могла. В груди стала разрастаться жуткая тупая боль, и моё сознание опять уплыло куда-то в темноту…

Очнулась я от того, что кто-то тряс меня за плечо, и я – как будто издалека – услышала голос Никиты:

– Пора, Лада! – он наклонился ко мне, а я, приподнявшись на локте и увидев возле себя лежавшего без движения Мишутку, всё вспомнила и почувствовала, что опять проваливаюсь в забытьё.

Но мне не дали уйти в спасительную темноту – Сонька чуть ли не насильно влила мне в рот какой-то горький отвар, который мне мгновенно прочистил мозги, дав возможность хоть немного соображать. Я опустила голову на руки и расплакалась. Но, видимо, питьё как-то притупило моё восприятие, и я сознания больше не потеряла.

Сонька и Лиза, накинув на меня чёрное покрывало, подняли меня с пола, и мы втроём вышли во двор. Мы медленно спускались к реке, впереди шёл Никита, и я видела его сгорбившуюся спину и белое покрывало, на котором лежал Мишутка – боже, мой мёртвый Мишутка!!!

У реки уже столпился народ, на берегу был сделан деревянный помост, и он весь был уложен сухими ветками и сеном. По его краям, с четырёх сторон стояли кованые вазы, в них горел огонь.