Не понимая слушает ли его кузнец или нет, поп решил все-таки удалится в церковь на утреннее служение.
— Чтож пора и мне работой заняться. Ты как кончишь с этим, зайди ко мне, а потом уже иди, добре?
— Угумг.
Как только черный кругляш вышел, мертвец вздохнул спокойно. Боль стала не такой яркой, зудящей, но терпимой.
«Работает он, да как же! Это я работаю, руки все в ссадинах, грубые, будто два камня, а не руки. А твои-то ладошки гладкие, нежные… Да у нас бабы таких рук не имеют! А пузо-то наел себе, чтоб божку своему молится приятнее было?»,- от одного упоминания о боге передернуло, словно в тело вонзилось сотни дюжин заноз и всякой мелкой дряни.
Работу закончил быстро, с ней так же быстро закончил бы Степан, но он слег на печь, слишком замучал себя трудом. Вот и пришлось единственному ученику идти сюда. Как только он захотел войти в церковь, его оттолкнуло. Появилось чувство, что его крепко приложило несколько мужиков, а теперь он сидит в снегу прямо напротив входа. От сияния купола хотелось рыдать и убежать прочь, но нужно терпеть.
Дожидаться Тимофея долго не пришлось, он словно почувствовал, что нечто дурное хочет войти в дом божий. Богомил резко встал, заметя черный круг. Ноги подкосились, а в груди что-то защемило.
— Закончил уже? Это добра сейчас посмотрю и сможешь идти.
Но он не стал ждать и на дрожащих ногах, прилагая невиданные усилия, чтобы не упасть, вурдалак быстро начал удаляться.