Но Егорка остался и не ушел. Сделав пару затяжек носогрейки и выпустив дым, дед сказал:

— Нравится меня старика слухать? Ну добра, расскажу одну историю, только она про нечисть. Не спужаешься? Ха-х, вижу, что головой матаешь. Ладно, слухай:

 Чего ж я в кузнецы подался? Все очень просто. В деревне, когда тут еще и пяти дворов не было, жил у нас кузнец, тож Степанов звали, так он меня спас однажды. Мне тогда было годков восемь-десять, пусть будет девять, так вот, стали у нас люди пропадать. Не тольки у нас, еще и в Ивановке да и в Синей, а на первый день сеялки, нашли мы тело купца из Смоленьску, он к нам заезжал купить чего. Помню его такого толстого, как поп наш, а вот нашли и испужались: весь он сухой, как старое дерево, а руки к верху, будто пытался отодвинуть кого, да не смог. Глаз у него уже не было, как и носу, а рот открыт так широко-широко и каждый зуб я успел разглядеть. Выпорол меня батька тогда, что я на всякую дрянь бегаю глядеть. Ну не смотри так, я б и сам выпорол, ведь и вправду лучше б и не видел. Так у нас в селе пятеро пропало, заливались матери слезами, а отцы поздно не пускали даже нужду справить. И вот я лежу ноччу, а окно у меня на улицу было. Лежу, гляжу да и не спиться мне. А тут — глядь, нешто белое пробежало, а потом так шибко к окну моему прилегло и смотрит так. Смотрю я, а это дед Макарыч, старый колдун наш, смотрит так зло, а глаза краснющие, как горящие угли.