***

 «Моему любимому и горячо уважаемому другу епископу Анафасию.

 От его старого приятеля Тимофея из Смоленську.

 Говорили мне, что в глухих деревнях нам ловить нечего, но я не слушал. Предостерегал меня и ты, но я вновь был глух к твоим словам и сегодня моя вера в Бога нашего, Иисуса Христа, только стала сильнее. Сегодня был у меня кузнец, которого схоронили мы месяц назад, думали медведь съел или утоп где. А он жив. Тольки без языка да глаза, но я считаю так лучше, не сквернословить, а значит уже на один грех меньше. Подковывал он мне лошадь, но я вижу, что дурно ему от блеску то купола православного, но я не придал этому значения. Мало ли где пил вчера? И зря! Как только вышел я из церквушки после служения — а я сильно улучшил чтение О́тьчє нашь — то чуть не умер от страха и благодарности к Отцу нашему всевышнему. Прямо за порогом на белом-белом снегу был палец, ледянющий, а из него так и текла мертвая вода. Видимо, кузнец то наш — вурдалак; и я, кажется, знаю кто мог сотворить такое с покойником. Молю тебя, помоги брату своему православному в защите этих черных душ, сам-то я не справлюсь, хоть Вера моя чиста и непоколебима!

 Пишу тебе из Язеньского села, N-ской губерни».

Глава одиннадцатая. Жизнь.

 Вот уже и вернулись перелетные птицы, своими громкими криками они рассказывали о видимых ими странах и чудесах, которые не оставят ни одного ребенка равнодушным. Но среди этого птичьего гама можно было услышать и хвалу столь опоздавшей весне. Лёд на реке Язька, на которой крестьянки обычно стирались, совсем исхудал и крупными слоями отправлялся по течению. На ветках деревьев набухали свежие почки, а трава, сытно политая растаявшим снегом, бурно росла покрывая собой землю. Одним словом — жизнь.