Владимир, заметив скачущую навстречу по пыльному шоссе, фигуру всадника с блестящим клинком, дал батальону сигнал остановиться, снял и отбросил в сторону уже ненужную германскую офицерскую фуражку, и пошел вперед, как есть, с белым флагом в руках и Железным Крестом на шее. «Ну вот и все»: думал Владимир, шагая по шоссе: «скоро я увижусь с отцом и матерью, на небесах». «Срежет комиссарша, как пить дать, срежет, не зря в последнее время ходит, как не своя»: красноармейцы в секрете живо наблюдали быстро сокращающееся расстояние между резво скачущей комиссаршей и топающим как на параде, германским лейтенантом с непокрытой головой. Германские солдаты, стоящие в первых шеренгах колонны, замерли от ужаса. Их лейтенант, с которым они подружились во время поездки в товарных вагонах, имеющий Железный Крест, настоящий фронтовик, выживший в Мировой Войне, сейчас должен погибнуть на их глазах. Будь проклята эта гражданская война в непонятной России, с ее жестокой логикой.

   Занеся шашку для удара и будучи готовой погибнуть на глазах боевых товарищей от огня переодетых врагов, комиссарша, подскочив на коне к отошедшему далеко от колонны офицеру, решила напоследок глянуть ему в глаза. И – шашка безвольно опустилась в руке. На нее смотрел своими распахнутыми глазами все тот же Владимир Дуброво, вытащивший ее из морской ямы, прикрывший собой от пулемета на митинге, спасший от жандармской расправы, ее Владимир. Но она, все же была комиссаршей красного полка, и ее горячая любовь к нему, и жалость от его извилистой дорожки, сочетались в ней со злостью от того, что он постоянно ускользал от нее. Ко всему этому вишенкой на торте добавлялась жгучая классовая ненависть, частенько приводящая к непоправимым ошибкам. А посему она сказала ему, насколько могла холоднее: «В этот раз поручик, на коне я и с шашкой, а нырять вам некуда, уж извините». Владимир, уже понявший, что свидание на небесах опять откладывается, втайне любуясь расцветшей красотой Красной Орлицы Революции, не преминул, следуя традиции их взаимоизречений, съязвить в ответ: «Я не такой любитель ныряний, как вы мадемуазель, и если вы доведете меня целым в красный штаб, получите царский рубль на самогонку, если хотите, даже с квашенной капустой. Надеюсь, я не сразу буду аркебузирован вашими альбатросами Революции, с милой небрежностью, как у вас принято». Комиссарша опять разозлилась, к вящему удовольствию, любящего наблюдать ее горячую красоту, Владимира: «Ну ты, поговори еще у меня, опять переоделся, Крест германский нацепил, вот же есть люди бессовестные, как таких земля носит. Веди своих на заставу, но гляди, проверка будет серьезная, не как у вас там».