Батальон пешей поддержки, в который заманивал желающих в голодное время пайка комиссар, оказался военным формированием для искупления грехов старого режима. Бывших царских военных там не жалели, и за паек надо было идти в обескровливающие атаки. К началу 1918 года батальон сильно поредел и в него стали вливать пополнение, искупающее грехи уже перед новой Красной Армией. Но в одном комиссар не обманул, паек в батальоне никогда не скудел до нижней степени. В последнем своем бою батальон бросили на штурм каменистых высот в предгориях Кавказа, попав под плотный пулеметный огонь Белой Гвардии, батальон дрогнул и откатился назад, оставляя за собой недвижные тела, распятые пулеметами. Оставшихся в живых собрали в неглубокой балочке, незнакомый комиссар в кожанке, тряся узенькой бородкой, обежал весь строй, и произнес сакраментальное: «Каждого десятого». Впрочем, смертельно уставшим остаткам батальона было уже все равно. Владимира, в числе немногих, разоружили и погнали прикладами вниз, в станицу.

   Не дав остановиться у станичного колодезя, кандидатов на децимацию стали загонять в крайнюю хату с красным флагом. Владимира уколом штыка подтолкнули к столу, за которым что-то писал крупный военный в кожаной фуражке с красной звездочкой. Наконец он обратил свое внимание на Владимира. «А, сволочь, струсил, ну молись теперь»: военный не спеша достал наган и направил в сторону смертельно уставшего человека. Владимир сразу узнал его, это был тот самый жандармский полковник, который опрашивал его перед школой прапорщиков, только усы его теперь были седые, а не сивые, жандарм же, не узнал в стоящем перед ним солдате скромного студентика. «Из жандармов в чекисты, так не бывает, значит тут у нас офицерский заговор»: подумал вдруг взбодрившийся Владимир, с улыбкой взял руку жандарма с револьвером и направил его себе в рот. «Господа, это настоящий офицер»: послышался голос сбоку и револьвер отпрянул от лица Владимира. «Господа…»: несколько красноармейцев попытались развернуть свои винтовки, но грянуло несколько пистолетных выстрелов и все было кончено. На улице протяжно застучал пулемет, раздалось жиденькое «ура», несколько выстрелов и все смолкло. В станицу, мимо висящих вниз головой на плетнях красноармейцев, торжественно и с музыкой въезжала Белая Гвардия.