На море штормило…Воля, Волинька, как называли его мать и старший брат, Владимир – так называл его отец, капитан-лейтенант Русского императорского флота Юрий Степанович Дуброво, сидел на краю балкона севастопольского мореходного училища и еще раз обдумывал свое положение. А оно было неоднозначно. Его родительница, после гибели капитан-лейтенанта Дуброво в Цусимском сражении, так и не смогла прижиться в Кронштадте, где все напоминало ей о той случайной встрече молодой девушки из обедневшего остзейского дворянского рода с таким же молодым мичманом Балтийского флота, сыном бывшего боцмана Степана Силыча Дуброво – прослужившего на флоте немало лет, и за спасение раненого адмирала и личное руководство, по причине выбытия из строя всех офицеров, отражением абордажной атаки турок на флагманский фрегат во время Греческой Кампании, произведенного по совокупности заслуг в чин офицера флота и личное дворянство. Молодой статный мичман вскружил ей голову и его роман в краткосрочный отпуск закончился благословением, венчанием и неброским, но веселым пиршеством, которое, однако, соблаговолил посетить сам адмирал. Волинька, ровесник века, почти не помнил отца, лишь обрывки детских воспоминаний, как в радужном сне, выказывали то отливающие золотом погоны с серебристыми звездочками, то блестящий кортик, то одинокую фигуру отца на мостике миноносца, уходящего в последний поход. Иногда мальчиков, Волю и старшего брата Бориса, забирал к себе на службу родной дядя, брат отца, начальник крепостной артиллерийской мастерской Андрей Степанович Дуброво, Степаныч, как звали его артиллерийские мастера. Братья с замиранием сердца наблюдали за подготовкой молчаливых матросов и сноровистых мастеровых к стрельбе на крепостном полигоне. Дядя, прошедший путь от оружейного слесаря до начальника артмастерской и прапорщика флота, пряча довольную улыбку под лихо закрученными усами, в конце действа подзывал мальчишек и давал пальнуть из пристрелянного и отремонтированного оружия. К двенадцати годам Воля неплохо стрелял из драгунской винтовки, хорошо из нагана и браунинга, но особенные успехи выказывал при стрельбе из пулемета «Максима», недавно принятого на вооружение, да так, что дядя и флотские диву давались. Это обстоятельство также в немалой степени послужило решению матери уехать с детьми на юг. Однако с братом вышла осечка, к этому времени ему исполнилось восемнадцать лет и он поступил вольноопределяющимся, под присмотр дяди, в крепостную артиллерию. Вдове капитан-лейтенанта Дуброво пришлось выехать к родственникам его отца в Севастополь с одним Волинькой. Там, по протэкции морского ведомства, как сын погибшего офицера, он был определен в коммерческое мореходное училище на казенный кошт, о Флотском кадетском корпусе мать и слышать не желала. Проучившись год в мореходном училище, Волинька с матерью получили письмо из туманно-далекой Германии, в котором говорилось, что мать Волиньки и ее двоюродный брат, по стечению обстоятельств – офицер кайзеровского флота, о существовании которого она почти позабыла, являются единственными, упомянутыми в завещании их чудаковатого, но богатого бездетного родственника, владевшего несколькими фольварками в Восточной Пруссии. Надо было ехать в эту неведомую Германию и мать просила Волиньку сопровождать ее в этом непростом путешествии.
