К приходу приказа об откомандировании Владимир оставался в кадетском училище кайзеровского флота почти один среди свеженабранных флотских кадет. Его приятель, Хуго Барков, был откомандирован на минный тральщик, сказав Владимиру на прощание загадочные слова: «Лужица – Домовина» и улыбнулся прегрустно. Несколько дней Владимиру было не по себе. Поэтому зачитанный ему приказ об откомандировании в самое пекло, под начало дядюшки-убийцы, вернул ему душевное равновесие. «Видать созрел, разбойник»: подумалось Владимиру в отсеке битком набитого флотскими и качающегося на морских волнах катера, перевозящего пополнение на базу подводных лодок кайзеровского флота. По прибытию на борт U-36 кадет фон Лёве был представлен экипажу лично корветтен-капитаном, получил комплект формы военного времени и тотчас поставлен на довольствие. Поединок с бароном обещал быть нескорым, но мгновенным, поэтому кадет фон Лёве с рвением принялся за службу, чтобы не расслабляться и быть всегда начеку. И не зря. После долгого перехода на трассы торговых судов подводная лодка U-36 всплыла и легла в дрейф для зарядки аккумуляторов, в южных широтах было неимоверно жарко и корветтен-капитан фон Лёве распорядился выбросить сеть на шпангоутах по левому борту, дабы устроить купальню для экипажа. Сам он разместился под навесом в боевой рубке и потягивая через трубочку охлажденный апельсиноый джюс, принесенный ему услужливым коком, и глядя на кадета Волли-Вольфганга, которого поставил на дежурство у зенитного пулемета, чтобы помучился на жаре, начал лениво раздумывать о грядущей скоропостижной кончине конкурента и уже по одному происхождению смертельного врага. Владимир чувствовал спиной тяжелый взляд барона, но вида не подавал, моряки из экипажа были слишком близко, и на явное преступление Густав вряд ли бы осмелился. К тому же, Владимир внимательно изучал устройство «Машингевейр» калибра 7,92 с заряженной патронной лентой, торчащей из прицепленного к пулемету зеленого ящика. «Машингевейр» был просто германской копией американского изобретения Хирама Максима, а такую вещь Владимир держал за рукоятки на полигоне крепости Севастополя, спасибо родному дяде Андрею Дуброво, и умел отлично справляться с этим видом оружия. Наконец барон устал перебирать варианты казни ненавистного кадета, и его сморило южное солнце. Владимир тоже стал непроизвольно клонить голову, но внезапно, постоянное чувство опасности многократно усилилось и заставило его беспокойно осмотреться. Со стороны палящего солнца появилась какая-то еле заметная тень, неслышно приближающаяся к подводной лодке. Никто, кроме Владимира ее не замечал, моряки с наслаждением барахтались в сетчатом бассейне, дающем иллюзию защиты от акул, барон дрых со свистом под навесом рубки, а тень все приближалась, и уже стали видны очертания крыльев аэроплана и прозрачный круг от пропеллера. Внезапно прорезавшийся шум мотора слился с треском пулеметных очередей. Две дорожки водяных фонтанчиков прошли рядом с купающимися людьми, с треском переломив деревянный шпангоут купальни и дробно отбарабанив по стальному корпусу подлодки. Моряки разом загомонили и бросились вон из воды на палубу. Барон проснулся от грохота и треска, но предпочел укрыться за клепаным бортом рубки. Самолет сделал глубокий вираж, и Владимир разглядел круглый английский военный знак на крыльях. Быстро развернув пулемет, Владимир рванул на себя и резко отпустил взводной рычаг «Машингевейра», приникнув к рукояткам пальцами нащупал гашетку и замер в ожидании. Самолет пошел на второй круг, наверное где-то рядом на островах была авиабаза, и горючего хватало на боевой заход. На этот раз с аэроплана не стреляли, летчик наверняка приготовился к бомбометанию. Владимир решил отогнать самолет и начал стрелять на пределе дистанции, молясь про себя, чтобы не попасть в летчика. Однако человек лишь наводит огнестрельное оружие, дьявольская сила, заключенная в патроне, заставляет пулю лететь на крыльях судьбы. Где-то на середине быстро сокращающейся дистанции, самолет ярко вспыхнул, резко накренился и упал в море, подняв белый столб воды. Многоголосая овация оглушила Владимира, со всех сторон к нему лезли мокрые моряки и радостно хватали его за руки. Наконец к нему подошел корветтен-капитан Густав фон Лёве, и с моноклем в глазу и деланной улыбкой на физиономии, потрепал его по плечу: «Молодец, мой мальчик, будешь удостоен награды». Моряки вокруг дружно выдохнули: «Хох». Но Владимиру в глубине души было очень горько.