Обрыв свинцового дождя наступил внезапно. Владимир осторожно осмотрелся из-за трибуны, по мостовой цокали две лошади, увлекая за собой застрявших в стременах и волочащихся понизу всадников. Всюду лежали недвижные тела, солдаты запасного полка, стреляя на ходу, устремились к пожарной части. Но чины пожарной охраны уже выволакивали на выезд перед воротами части двух упирающихся субъектов, с нафабренными усами и в гражданской одежде. Бросив бравых стрелков прямо в окружение разъяренной солдатни, пожарные трубники и топорники поспешили укрыться за крепкими воротами части, от греха подальше. Расправа была молниеносной. Было лишь слышно, как стучат ружейные приклады. Владимир понял, девушка не должна это видеть, схватил обладательницу красной косынки в охапку и стремглав побежал с ней на бульвар.

   Добежав с девушкой на руках до тенистой аллеи, на довольно приличном расстоянии от места трагедии, они оба почти без сил опустились на парковую скамью. Владимир внимательно оглядел спутницу. Любительнице политических митингов досталось в полной мере. Под правым глазом багровел кровоподтек, длинная юбка была разорвана в двух местах, отсвечивая наружу девичьи коленки, блузка на груди тоже несла следы повреждений от вынужденного падения на булыжную мостовую. Но слава Богу, она была жива, и глаза опять горели яростным синим огнем, а красная косынка лишь оттеняла непокорную золотистую челочку. Наконец, отдышавшись,  красавица разразилась гневной тирадой: «Надеюсь, вы теперь довольны, ваши сатрапы опять показали свое истинное лицо. И вы им служите, этим убийцам мирных людей. Вы просто презренный лакей режима!» С этими словами она резко попыталась встать, но застонав, упала опять в руки гардемарина. «Нога»: только и произнесла юная агитаторша в оправдание своей слабости. «Ну, в таком случае, разрешите презренному лакею режима сопроводить вас до апартаментов свободы»: с легкой иронией предложил Владимир, бережно поддерживая красную обличительницу своей жизни. Так они и пошли по аллее, не зная, что их Россия уже покатилась с горки, как объятая пламенем нефтяная цистерна, и одному Всевышнему было известно, остудит ли  ветер времени этот огонь, или наоборот, раздует до такой степени, что все разорвет на куски.