Аркадий начал подходить ко мне, медленно, вальяжно, как он это умеет. В какой-то момент он начал читать:
Скажут мне: «Бросай затею,
Не твоя, не надо горю! »
Несмотря на всё, на это
С яркой пылкостью в груди
Буду ждать я сколько влезет,
Весь в надежде, «время лечит»
Окружаемый смиреньем,
Вида горя не являть.
Ибо, сколь меня не рвала,
Я пойду тебе на встречу
Даже с раною на сердце,
Распахнув объятий крест!
Может быть, дождусь я счастья,
Мне на встречу погодя,
Ты придёшь в мои объятья
С юной радостью, с душой!
Кто же знает?
В миг прозреешь
И увидишь свет добра,
Что блистает тусклым вихрем
За спиной моего тела,
И поймёшь, что я не бредил,
Всё прекрасно понимал.
– Нет! – Прижимая ладонь ко лбу: – Нет, этого не будет! – Убрав руку, я бросился к Аркадию на встречу. Он принял меня в свои объятия как заждавшийся отец блудного сына, мои глаза наполнились слезами. По-братски он прижал меня к себе, а я плакал, мне было радостно и горестно одновременно. – Обними меня, мне, мне страшно, мне одиноко, я чувствую себя совсем никчемно! – говорю я ему тихо. Плача, продолжал зарываться в пиджак, обрамлявший его грудь.
– Тише, тише, Женя. Я рядом, твой друг, я думал о тебе, переживал и знал, что ты вернешься. Ждал тебя.
– Аркаша, скажи, почему любовь – это так больно? За что она так безжалостна?!
– Не знаю, друг, не знаю… Это не тот вопрос, на который я знаю ответ, да и сам бы хотел его узнать не меньше твоего. Успокойся, брат, ни к чему лить слезы. Это боль души, рана сердца пройдет, время все излечит, и шрамы зарубцуются, боль стихнет, а беспокойство растворится в повседневности. Память останется, опыт вплетется в твои извилины, в твой дух и кровь, а свобода воли и разума вознесут тебя обратно. Все сызнова станется нормальным и спокойным… спокойным.
– Я пытался покончить со всем этим, свести счеты с жизнью. Но не смог, не получилось, сама судьба пресекла мое рабское бунтарство.
Аркадий со слезящимися глазами посмотрел мне точно в глаза.
– Дурак ты Женя, просто конченый идиот! Чудак, простофиля! Незачем брать в свои руки то, что принадлежит Богу, коли он есть.
– Прости, прости меня! Но я не чувствовал любовь и понимание, заботу и радость. На меня всем было все равно, никто не желал мне добра, везде меня окружала только ложь, брань и темень, беспросветная тьма злых мыслей, неудач и изнурительной грусти! Родители… и те меня не поняли и отвернулись! А из-за чего? Из-за каких-то оценок. Я никому не нужен.
– Ты чего? Брат, наша дружба… ты нужен мне! Я от тебя ни за что не отвернусь, пойму и помогу всем, чем только смогу! Успокойся, не надо скверных мыслей. Говорю… Нет, обещаю – все пройдет.
– Я в это не верю…
– Не верь, не надо. Только подожди, и ты поймешь, что это правда. Я знаю, так оно и будет, друг.
Я наконец начал успокаиваться.
– Аркадий, все будет так, как ты сказал, только потому что так сказал ты.
Сначала мы примолкли, но потом он тихо сказал:
– Жизнь ведь, она самое дорогое, что у нас с тобой есть… Да что там у нас – у всех и каждого, у каждого живого существа. Это самое ценное умение в мире – уметь жить! Да, жизнь – это боль и страдания, скорбь и разочарование, но это также и любовь, дружба, радость, ощущение важности и нужности. Без неприятного – не было бы приятного, без приятного – не было бы дурного.
Мы вновь замолчали. Успокаиваясь, я прошептал Аркадию:
– Только есть одна проблема – мне больше нечем платить клубные взносы… Прости, у меня больше нет денег.
– Ничего. – Хлопая меня по спине: – Лора хорошая – она все покрывает.
