ЧАСТЬ III

– Вот такая вот история у Смысловского Евгения, – снимая слюнявчик и вытирая руки, сказал Аркадий Бэк Марии. Они встречались уже не раз в одном из приличных ресторанов городка, при каждой новой встрече Аркадий раскрывал все новые и новые подробности о Смысловском, описывая его непростой жизненный путь.

К концу всей истории Мария выглядела сильно подавленой, на ней не было лица. Бэк заметил сей факт и произнес:
– Вас ведь зовут не Мария, а Валерия.
Девушка, снимая очки и кладя их на стол:
– Да, да, это я… та сама Лера Милашкевич.
Слегка ухмыляясь и смеясь:
– И как? Что вы чувствуете после всего того, что я вам рассказал? Вас это тронуло? – Последнее Аркадий произнес в явно выраженной иронической манере.
– Тронуло. – По ее щекам потекли слезы. – Я чувствую себя и виноватой, и обманутой…
– Обманутой кем?
– Не кем, а чем… Жизнью. За эти шесть лет, которые прошли после этих событий, я уже успела пожалеть о своем поведении, тем более о своем решении.
Закуривая:
– Ваша герменевтика любви до чертиков странна и в большей мере скверна в своей реализации, а про отношение к объекту страсти… так это вообще отдельная история. Вы не любите, вы привыкаете. В частности к постоянному присутствию мужчины в вашей жизни, и любое его позитивное действие к вам ставится превыше всего и не будет отодвинуто на второй план, даже если он совершит с вами морально-ужасные вещи. К примеру, обойдется с вами как с тряпкой, об которую можно вытирать ноги… Как вы, Ma chérie, обошлись с Евгением в какой-то мере. Да, может быть не осознанно, но факт – есть факт, вы его растоптали. Или, может быть, в вашей жизни что-то поменялось?
– Да если бы… Выучилась, вышла замуж, несчастливый брак, беременность, ребенок, развод…
– Уметь представлять, как живут другие, вживаться в них по способу фантазии, чувствовать все их страдание и сакральные переживания, пожалуй, – редкий дар, который недоступен абсолютному большинству людей. Отчего их жизнь эгоистична и столь беспечна, но для них самих важна и интересна, словно это и не жизнь вовсе, а великолепная экшен-синема. Ведь немного же есть тех, кто может искренне сердоболить за бытие других, и не просто как принято – переживая, – а непосредственно проживая ее. Смотреть, так сказать, на других с точки зрения метафизики, а не так просто, как это принято. Все это кроется в одном лишь только слове понимание. И, как вы, наверное, поняли, вы им не обладаете. Простите, ежели расстроил, но вам не дано понимать, как живут и ощущают другие. – Сделав длинную затяжку: – Но при этом ввязались в историю, где если бы вы проявили вышеописанное понимание, которое Евгению было так нужно, то жили бы сейчас, наверное, очень даже счастливо и не о чем не сожалели.
– Да, да, да! Я знаю, я понимаю. Но что же я могу сейчас поделать, только лишь раскаиваться и жить дальше, вспоминая о том, кого потеряла.
– Не надо каяться, не надо себя убивать. Сейчас вам надо жить так, чтобы те, кто от вас зависят, были счастливы. Дайте то самое понимание тем, кому сейчас оно требуется. Не надо бесполезно кидаться в «приступы прошлого». У вас есть настоящее – ребенок, займитесь им как следует. Не допустите того, что бы он совершил такие же ошибки в жизни, как и вы.
– Вы правы… Скажите только одно напоследок – как там Евгений сейчас? С ним все хорошо?
– Эх… – Сделал затяжку. Выпуская дым: – Не думали бы вы о нем… но ладно. Сейчас с Евгением все замечательно, он в Москве, живет-работает, пишет философские труды, весьма хорошие, прошу заметить, хотя все же зарабатывает рисованием в большей части…
– А он…
– Он женился на Анне Немировой… – Он улыбнулся, – Они счастливы.
– Ах, как это славно…
– Да, я за него рад, а вам, могу лишь посочувствовать.
Бэк затушил сигарету, вальяжно встал и подошел к Лере. Положа руку ей на плечо, он сказал:
– Прощайте, Валерия, прощайте. Больше, я думаю, мы с вами не увидимся. – После чего ушел из ресторана.