Тем временем со сцены доносилось:

Товарищ! Родной!

Ты чуешь свободу?

Она тебя – нет!

Зря нагибаясь, рвешь себе спину.

Не видать тебе денег,

Не видать тебе братства!

Как и свободы.

Ты спросишь меня —

Как быть, когда ты на дне?

А я гордо с вершины ума

Пролетарской красной стрелы

Скажу тебе вот что:

Возьмись за оружья,

За молот и серп!

Возвысься над «дном»!

И буржуя сломи!

Да здравствует братство Красной звезды!

Когда, по-видимому, поэт закончил, в его глазах горело пламя, то ли красной революции, то ли просто свет от лампы. Его маленькие горящие глазюшки обратились к Аркадию. Аркадий с тяжелым вздохом и широкой улыбкой провозгласил громко и четко:
– Сергей, ваш стих – говно!
В душе я засмеялся.

Поэт, которого, как выяснилось, звали Сергей, обомлел и начал дико возмущаться такому, стоит сказать, правдивому и неполживому комментарию и оценке своего творения. Сергей разбушевался не на шутку, стоя на одном месте, в максимально важной, но от этого не менее смешной позе он бравировал детскими, максималистскими фразами в марксистском стиле про несправедливость, коя проста разрывала собой оценку, выданную Аркадэ. Также он не забывал все время упоминать, что придет время, революция свершится, и Аркадия и всех его подпевал (видимо, нас) расстреляют.

С каждым новым бредовым тезисом, исходящим из уст Сергея, Аркадий улыбался все шире, пока серьезно не сказал:
– Сергей Александрович, добренькой, покажите-ка трудовую, пожалуйста! – Убийственная фраза. Сергей ахнул и со злостью вывалился со сцены. Проклиная всех вокруг и сапожнически бранясь, он укатился и из зала. Дышать стало ощутимо легче.