– Не надо так больше делать, – спокойным голосом попросил я Оксану. Но как только я отвернулся, в спину прилетел второй пенал, на этот раз было немного неприятно уже физически, наверное, там лежал какой-нибудь циркуль… Во мне произошел взрыв, та самая злость вырвалась на волю, все барьеры, тупики – разрушены и стерты в прах.
– Я что, не человек? За что вы это делаете? – громко воскликнул я злобно.
– Да как ты угадал, что ты не человек? – Она улыбнулась, – Ты похож на пожилой, хмурый отброс, который даже и любить-то, как мы видим, не способен! – Как и ожидалось, земля полнилась слухами, в том числе и обо мне.
Но тут меня уже совсем понесло. Я подорвался с места и заметался по аудитории туда-сюда. В сей момент меня так расперло на поэзию, что я заговорил сплошным стихом. Никак иначе – Чацкий!
Позвольте-ка спросить – а судьи кто?!
Потерянное поколение?
И не Ремарк, Хемингуэй,
А лишь быдлячья свора остервенелых фанов электронных сигарет!
Не обессудьте, я до боли возмущен,
Как вы вообще посмели раскрыть рот?
Меня судить – недоросли вы.
Вы самолюбское и бескультурное, безумно пошлое пропащее собранье!
С вами даже не о чём поговорить,
Подавно и попросить совета невозможно,
Вы смешно низки и приземлены,
Вы птицы низкого полета, вы что-то вроде глупых голубей,
Разносчиков лихой заразы,
А как страшны по рассуждениям своим, обескураживающих меня своею тупостью непостижимой!
Способны лишь смеяться, жадно потреблять, при этом ничего не создавая,
Лишь только жалуясь на то, как вам все плохо и достало!
На то, как напрягают вас простыми просьбами,
И право, как же? Как же я могу забыть!
Такие же, как вы, ограниченные звери
Привыкли только созерцать…
Ни капли сил и времени не тратя
На то, чтоб кем-нибудь да стать!
Позор, позор и грязь из под ногтей!
С таким паршивым жизненным кредо меня не вправе осуждать, корить и мучать,
Да, сентиментален я, не скрою,
Но всяка лучше вас, фанфаронов, гаеров-собак и прочих мракобесов!
На жизнь мой взгляд серьёзен и далек,
А посему, не вижу смысла убиваться
Из-за того, что не могу понять сей смрадный юмор,
Столь скудный на посыл,
Но что ж поделать?
Жизнь я считаю – за великий дар, а вы за тяжкое проклятье.
Глупцы и выродки, едва достойные прощенья!
Скажу еще… Вот что –
Мою любовь вы трогать не посмейте!
Коль вы такие удалые молодцы
С широко выгнутой изящною душою,
И все равно любви сакральной, не видавшей
Не смели б даже думать вы об ней в моем контексте,
Ибо сомневаюсь я, до одури в душах хохоча
Что можно что-то видеть при поросшей мхом, засыпанной помоями
Этиловой и праздной бытности своей, по своему изящной, но тупой,
И ведь признаюсь…
Мне вас ни капельки не жалко,
Вы мне простите, но я будущего тусклое ярцанье – вижу!
И вам там места не-е-ет.
Ну, как и мне, не скрою,
От этого мне больно, неприятно
Однако ж, если вас не будет там, значит, не зря жизнь прожита моя,
Адьес, ариведерчи и пока, мои вы юные враги,
Надеюсь, вас со мною более ничто не свяжет!
