Чем дольше продолжался спор, тем больше я уделял ему своего внимания, и в конце концов мое терпение лопнуло. Я поднял руку. Преподавательница заметила это и спросила у меня, что мне надо. Я сказал, что желаю встать в оппозицию к мнению одногруппника. Сие мне было дозволено. Да, читал я много и вдумчиво, отнюдь мэтром литературы себя не считал, но все же такое кощунство над моим любимым увлечением потерпеть не мог, и мне так хотелось, выражаясь блатным сленгом, «попустить» этого несведущего индивида, что я решился на дискуссию.
Отвечать с места показалось мне несолидным, и я вызвался к доске. Когда я вышел к доске и предо мной предстала вся заполненная аудитория, мне захотелось предать эпичности нашем дебатам, посему я решился задействовать всю свою яркость ораторского мастерства и артистичность. Да, говорил и выступал я неплохо, театральное прошлое школьных времен оставило след, ну, и книги тоже.
– Книги, – воскликнул я, – это великая сила, не стоит их отодвигать на второй план или вовсе низводить их значимость до минимума! – Указав рукой куда-то вперед себя. – Конечно, то, что я сейчас скажу, весьма вероятно относится к очень маленькому количеству человек, но сказать по-другому я просто не могу! Чем больше читаешь, тем больше разум обретает свободы. Но попрошу заметить, – подняв палец руки вверх, – наличие свободного разума не говорит о его либеральном настроении, а скорее о высоте его полета, о невозможности загнать в границы. Ты буквально глядишь на жизнь иначе, чем фигура нечитающая. Вдобавок к сему, язык твой становится подвешенным, фантазия более изощренной, невероятно обширной и изумительно необыкновенной. Дух и мировоззрение пропитываются романтизмом и этакой эстетикой духовности своего и чужого «Я»! Начинаешь замечать то, чего доселе не замечал. И да, повторюсь: есть те, на кого никакая литература, никакие книги не произведут совершенно никакого эффекта. Человек как был ограниченным овощем – так им и останется в подобном случае.
