Рассвет неуклонно приближался, а на крепость продолжались сыпаться огненные стрелы, воины отошли под защиту стен, чтобы иметь хоть немного времени, чтобы передохнуть. Одинаковоликих было решено переодеть в разную одежду, чтобы труднее было их узнать. План Менахема был прост: пожертвовать своими жизнями ради цели этих двух охранников кагана. Собственно, их жизни были уже в шаге от последней черты и нахождение в крепости одинаковоликих ничего не решало бы, ну разве чуть дольше продлились бы их дни. Но зато сейчас их смерть переставала быть просто смертью, а становилась гибелью во имя цели.
Когда первые лучи солнца осветили горизонт и до восхода светила оставались считанные минуты, таксеоты во главе со своим беком через открытые ворота бросились вперёд. Их кони подняли с земли облаков пыли, а их ржание утонуло в боевом кличе таксеотов. Они все понимали, что это их последняя битва и были настроены отдать свою жизнь подороже.
Привычные к битвам со степняками дружинники Святослава ожидали этого, но всё же были привычны к более организованной атаке, когда степняки двигались одной линией, ну или хотя бы были рассредоточены на несколько групп, атакующих несколькими линиями. Но в этот раз таксеоты разбились на несколько групп, которые атаковали не в одной точке, а рассредоточились словно веер. Менахем во главе одной из групп устремился в самый центр русов. Он не хотел попасть в плен и, желая забрать с собой в иной мир, как можно больше врагов, обнажил саблю и с диким криков буквально врубился в ряды северян. Воин на коне, да, когда он ещё и степняк – очень сильный противник. Даже если он один, то стоит пятерых пеших, а если он идёт на смерть и ещё ведёт за собой войско, то стоит как минимум десяти. Вот и Менахем, прижав голову к шее коня, умело орудуя саблей, в первой же атаке отправил к праотцам четверых варягов, под копытами коня ещё один упал и тут же был втоптан в землю. Самого его хранил Бог: ни один меч не коснулся его тела, а раненый конь словно безумный мчался вперёд в какой-то неистовой ярости. Сзади свистели стрелы, выпущенные оставшимися на стенах лучниками. Варяги не рискнули опустить щиты и таксеоты не щадя рубили их. Время, которое потратили варяги на осознание ситуации, забрало у них не мало жизней, но всё же и они были не новички в боях. Заскочившие в ряды русов конные тексеоты оказались без пути отхода и их преимущество таяло на глазах: то тут, то там падал убитый или раненый конь. И вот уже в пешем бою с несколькими врагами у них не было шансов. К тому же варяги не давали времени своему врагу и нападали все сразу с разных сторон. Конь Менахема дико заржал и начал валиться на бок, как опытный всадник, он понял, что ещё миг и нога будет придавлена телом верного друга. Менахем, поджав ногу, упал и тут же, перекатившись, вскочил на ноги, размахивая саблей и крутясь словно волчок. Сколько он успел задеть блестящим в утренних лучах клинком, он не посчитать не успел. Резкая боль пронзила его со спины. А из груди, разрывая лёгкую кольчугу вырвался наконечник копья. Руки тут же перестали слушаться и уже сам Менахем, глотая ртом воздух стал валиться на бок, но опустившийся на голову меч, прервал его жизнь ещё до того, как он упал на землю.
