— Я, когда проснулся, страшно так стало. – Ёська смотрел себе под ноги.

          — Когда смерть мимо проходит по-другому и быть не может. Тут главное не забудь, что сказано было.

          Ёська сидел молча, молчал и дед. Солнце поднималось на небе, станичники, те кто не был занят на работе, сходились к реке. Ёська же не хотел видеть ни мёртвых своих товарищей, ни их родителей, поэтому, взяв у матери обед, пошёл на поле к отцу, где и провёл время до самого вечера.

          Хоронить друзей он не пошёл, хоть и правы были слова деда Жорки, но всё же чувствовал он какую-то вину, казалось, что родители их тоже это знали и при всех скажут об этом. Ни тогда, ни потом никто не упрекнул Ёську в том, что он не поплыл вместе с ребятами, да и как упрекнуть можно, что остался жив. Но всё же та ночь стала отправной точкой в его новом мировоззрении. Сформулировать её он ещё не мог, но точно знал, что где-то с тем реальным миром есть мир его снов, в который могут проникнуть с того света и то, что скажут они должно запомнить и сделать. И пусть это не рационально, может быть даже звучит глупо и как-то не по-христиански, но он на себе прочувствовал предостережение мертвеца. Сознание запечатлело его образ в мельчайших деталях и голос его словно был знаком. Со временем Ёська свыкся с тем, что есть кто-то, кто оберегает его, назвать его мертвецом не поворачивался язык, так что про себя он стал называть его ТОТ.