Жорка проснулся. Вокруг него было темно, но он был жив. И это понимал он отчетливо, как и то, что вот несколько секунд назад он умер, пробитый стрелами. Он, конечно, не мог знать, как это умирать, но то, что пережил во сне было чем-то очень ярким и сильным. Ощущение того, что что-то пронзает твоё тело было настолько ярким, что он даже сейчас казалось чувствовал боль в теле. А ещё эти ощущения, когда не можешь вздохнуть, когда тело наливается тяжестью, когда почти умер, но сознание ещё остаётся. Он встал и прошёл к столу, включив свет, достал дневник и ручку и принялся записывать. Он помнил всё в мельчайших деталях, каждую эмоцию и выражение лиц. И очень запомнилось ему то, что у всадника не было страха. Вот именно эту эмоцию он не чувствовал. Даже несмотря на то, что он бежал от преследователей, понимал, что погибнет, но страха не было. Видимо кочевникам это чувство было не ведомо или с девства внушалось, что страх недостойное чувство. Закончив писать, он стал рисовать лица всех, кого успел рассмотреть и запомнить.

          Даже утром эмоции оставались настолько яркими, что Жорка, прогуляв учёбу, помчался к деду, чтобы рассказать о своём ночном видении. Показал деду наброски и свои записи. Слушая внука и анализируя всё, что происходит, Иосиф понимал, что тот видит всё это чаще, чем он сам. И это его настораживало. С одной стороны, уж очень хотелось узнать эту тайну, которую так по крупицам показывает подсознание, но с другой возникала какая-то тревога, основанная на том, что если разгадка так быстро приближается, то, значит, следует ожидать чего-то. И то, что это что-то будет положительным никто не гарантировал. А думать о том, что всё это предвестник беды не хотелось.