Прижавшись головой к плечу брата, он что было сил зашипел:

          — В спину попали, я не могу держаться.

          Джембуху, бросив поводья, схватил руки брата и связал их перед собой. Это увидели и таксеоты, развернувшие коней и бросившиеся в бой на преследователей. Джембуху гнал коня не оборачиваясь, гнал не щадя его, гнал что было сил. За спиной тяжело дыша держался зубами за ворот одежды Ябгу. Степь для хазар дом –  в любом месте и в любое время она готова их спрятать. И в этот раз она не отвернулась от них. Может быть таксеоты сумели навязать бой преследователям, а может быть они решили не преследовать двух убегающих врагов, а может быть запутались в дорогах степи. Никто этого не знал, да и знать не хотел. Сейчас было главным одно – ускакать подальше от Шаркила, от погибающих в неравном бою таксеотов, от погибающей крепости. А тем временем Ябгу становился тяжелее и Джембуху всё труднее было держаться в седле и держать брата. Ябгу дышал всё тише и зубы уже не оттягивали ворот. Ещё немного и голова его тяжело повисла, а тело приобрело ту сонную расслабленность, которая окутывает тело перед тем как душа отойдёт от него. По лицу Джембуху катились слёзы. И это были не слёзы от ветра, бьющего в лицо, а осознание потери человека, с которым всю жизнь был рядом, с которым вместе пришёл в этот мир, учился его познавать, учился держать в руках саблю и лук, с которым вместе бился с врагом, с которым, рискуя жизнью, выполнял указ кагана. А сейчас этот человек, который был частью его жизни, самым близким и верным другом, потерял самое дорогое, что у него было – жизнь. И это Джембуху понимал, как никто другой, но он продолжал гнать коня. Сейчас смерть брата, хоть и была ударом для него, но всё же приказ кагана был куда более важным.