Да, хорошая это была комната. Тесноватая. Поделенная надвое, и оттого казавшаяся еще меньше, чем на самом деле. За шторкой, прикрепленной к двум стенам, притаилась детская кроватка, рядом с ней – небольшая софа, небрежно застеленная. Рабочий стол, уверенно держащийся на ногах, несгибаемый даже под весом бесконечных тетрадей, учебников, пособий, канцелярских принадлежностей, которые то и дело падали на паркет, оставляя следы, рассыпаясь и разлетаясь во все стороны. Окно, разделенное пополам, то закрывалось, то распахивалось настежь, то пропускало в себя все дневные цвета, то укрывало своих обитателей от случайных взглядов с улицы. Шторка отодвигалась и возвращалась на место по сто раз на день. Шлепали босые ноги, торопливо шагали грубые ботинки, изящно порхали домашние тапочки, едва касаясь паркета, скорее задевая его, чем заставляя издавать протяжные стоны. Часов никаких не было. Неизвестно – как умудрялись в этой комнате узнавать время. Вероятно, через небольшую щель, которую не сумел закрыть книжный шкаф, отгородивший нашу комнату от прозорливых соседей. Из первой половины часто доносилось сопение, агуканье и плач, стены то радовались, то мечтали, чтобы у них не было ушей, только бы не слышать этих надоедливых криков. Вторая часть комнаты, скромная, но аккуратная, жила в своем ритме, наполнялась собственными звуками, состояла из особенных ароматов. Там преобладали приглушенные цвета, доносилась спокойная музыка, шуршали страницы книг, тихо велись беседы за обеденным столом, который выполнял и множество других функций. Все на нем лежало вперемешку. Какие-то документы, рисунки, фотоальбомы, детские бутылочки, цветные карандаши, сигары, губные помады. Двуспальная кровать издавала по ночам необычные звуки, от которых просыпались остальные комнаты, но никогда не выказывали своего недовольства. Скрип-скрип, скрип-скрип, у-и, у-и, у-и. Зеркало смущенно отворачивалось, а окно задвигало шторы плотнее.